Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском

— А вы ведь меня не узнали, товарищ Юзеф, — сказал Василий. — Помните казармы на Пулавах, в Александрии?.. Перед восстанием в нашем полку...

Нет, Юзеф не вспомнил. Тогда было столько людей, все происходило в темноте — горела только одинокая свечка.

— Ну а Варшавскую цитадель помните? — не отступал Василий. — Листочки из дневника кто от вас принимал?..

— Так вот вы кто! — Феликс Эдмундович стремительно повернулся к Василию и горячо его обнял. — Но узнать вас, признаюсь, невозможно. Тогда был безусый солдат, а сейчас цивильный, да еще с бородой... Вот уж не думал о такой встрече... Ну а вы-то как здесь очутились?

— Так и очутился. С вашей помощью, — улыбнулся Василий в рыжеватую свою бородку. — Сперва караулил в крепости революционера Дзержинского, а теперь вот освободил его... А между двумя этими событиями был и дезертиром царской армии, и «Долой войну!» кричал, и на каторге побывал. Сбежал оттуда и к большевикам примкнул. Теперь, как говорят, профессиональный революционер.

— Удивительно! — воскликнул Дзержинский. — Удивительная встреча! Но куда вы меня везете?

— В Замоскворечье, к вашей сестре. Ее предупредили.

— Подождите, подождите, вы говорили о митинге в городской думе... Поедемте сначала туда.

— Ну, как хотите. На митинг так на митинг.

Пролетка замедлила ход — ближе к Лубянской площади толпы заполнили всю Сретенку, и дальше ехать было трудно. Кое-как добрались до Охотного ряда и отпустили извозчика. Здесь было совсем рядом.

Они подошли к кирпичному зданию рядом с Красной площадью и проникли внутрь. Митинг уже начался. Василий протиснулся вперед и шепнул что-то на ухо человеку, который открывал митинг. Когда говоривший оратор закончил свою речь, тот громко объявил:

— Слово имеет товарищ Дзержинский. Он только что освобожден из Бутырской тюрьмы...

Сообщение вызвало сочувственный гул. Дзержинский, зажав в руке суконную бескозырку каторжника, высоко поднял ее над головой.

— Товарищи! Граждане! Самодержавие свергнуто! — он резко опустил руку, словно разрубил воздух.

Поздней ночью явился он к сестре Ядвиге, которая жила в тесной комнатке в глухом переулке Замоскворечья. Название соответствовало трущобам — Кривой переулок.

Последний раз Ядвига видела брата в суде прошлой весной, здесь, в Москве, в судебной палате. Приговорили его еще к шести годам каторги. Ядвига была в суде, слушала и беспрестанно вытирала слезы. Невозможно было видеть его на скамье подсудимых, такого бледного, изнуренного...

И вот он здесь. Ядвига уже перестала ждать брата, думала — не удалось, видно, освободить его из тюрьмы. А Феликс стоял перед ней в сером тюремном халате, в суконной бескозырке, с красным бантом на груди. Глаза его сияли радостью.

— Вот я и вернулся, — сказал он, обнимая сестру.

Каким блаженством было для него в эту первую ночь вытянуться на стареньком диване, вдыхая свежесть белоснежного белья. Но заснуть он не мог — слишком были напряжены нервы. Он ворошил в памяти пережитое...

Ему нет еще сорока. Из них двадцать два года он отдал революции, борьбе с самодержавием, если считать с того дня, когда в Вильно гимназисты давали свою клятву... Феликс улыбнулся: как давно это было!

Одиннадцать лет его жизни прошли в тюрьмах, в ссылках, на каторге. Шесть арестов и три побега. Таков календарь революционера... И каждый раз тюремная тишина, в которой слышен даже червь, точащий деревянные нары. И непрерывная гнетущая тоска по воле и близким...

Сон все не шел к недавнему узнику. Он повернулся, заскрипели пружины, напомнив почему-то о кандалах. Два последних года он провел в каторжных тюрьмах, закованный в кандалы, в Орле и Москве. Два года!.. Кандалы сняли совсем недавно, несколько недель назад. Под ними образовались незаживающие язвы. Но не это заставило тюремщиков снять кандалы. Дзержинскому предстояла далекая каторга, и арестант не выдержал бы такого пути в кандалах. Да к тому же кандалы мешали работать на швейной ножной машине. В мастерской при Бутырской тюрьме выполнялись военные заказы — арестанты шили солдатское обмундирование. Начальник тюрьмы добивался, чтобы заключенные выполняли норму. А тут кандалы... Странно: кандалы непрестанно впитывают человеческое тепло — и остаются всегда холодными...

Заснул он лишь под утро, когда в окне забрезжил неясный рассвет. И снова увидел он так часто повторявшийся сон-мечту. Перед ним бескрайнее поле, просторное небо и много-много цветов. Он идет с сыном по земле, щедро залитой солнцем. А на душе так радостно и светло...

2

Годы тюремных лишений подорвали силы Дзержинского. Он свалился и несколько дней пролежал. Потом его отправили полечиться за город.

Но отдых был недолгим. Дзержинский не выдержал. И снова начались митинги, собрания, бессонные ночи, жизнь впроголодь и всухомятку...

Прошел март и половина апреля. С приездом Ленина из Швейцарии в Петроград началась подготовка к Всероссийской партийной конференции, на которую в составе московской делегации избрали и Дзержинского. Здесь Феликс Эдмундович снова встретился с Владимиром Ильичем, встретился, чтобы больше не расставаться.