Фельдмаршал Румянцев

Впереди корпуса следовал подполковник Венгерского гусарского полка М. Зорич со своей командой и вел разведывательные бои с отступающим неприятелем, донося Румянцеву о малейших подробностях своего движения, о месте, о жителях, о фураже и провианте…

1 января в Тильзит вступил отряд Зорича, а 2 января 1758 года Румянцев вступил в город, обнадежив его жителей высочайшей милостью и защитой ее императорского величества. Все духовные и гражданские служители оставлены были при их должностях, все жители перешли в подданство российское: духовные лица обещали молиться за высочайшее здравие ее императорского величества и всей ее фамилии, а гражданские должностные лица обязались при совершении всяческих дел упоминать высокое имя и титул ее императорского величества.

Через четыре дня, оставив в Тильзите гарнизон, Румянцев со своим корпусом двинулся дальше. Вскоре стало известно, что прусский король не в состоянии удержать за собой Восточную Пруссию. Без боя русская армия вошла в Кенигсберг, жители которого присягнули на верность российской императрице…

16 января 1758 года Румянцев получил от Фермора поздравление с производством в генерал-лейтенанты и «особливый рескрипт» от ее императорского величества, свидетельствующий об этой ее высочайшей воле.

Почти беспрепятственно русские полки прошли Восточную Пруссию. Корпус Румянцева, взяв крепость Эльбинг с принадлежащими ей деревнями, вскоре вступил в Польшу. И сразу же Румянцев предупреждает командиров полков и отдельных деташементов*, что необходимо более бережливо проходить территорию дружественной страны. По возможности в городах и деревнях не располагаться на ночлег, а если уж никак нельзя их обойти, «то поступать во оных самодружественным образом и безденежно ничего и ниже фуража не требовать».

Стоило Румянцеву признаться Фермору, что он имеет особую склонность служить в кавалерии, как главнокомандующий распорядился передать под его команду десять полков, кирасирских и гренадерских. Но перед тем как вступить в командование кавалерийским корпусом, Румянцев, прибыв в главную квартиру со всем своим экипажем, получил срочное задание: «Сочинить из каждого конного полку по три эскадрона из лучших людей и лошадей, и быть им при армии, а из остающихся за тем людей, кои более к пехоте способны, определить в комплект в Бутырской, Псковской, Кексгольмской полки, которые со Обсервационным корпусом на помощь ее величеству императрице королеве отправлены…»

В феврале – марте русские войска, достигнув определенных успехов, расположились на зимние квартиры, а Румянцев на почтовых, а где придется и на обывательских, подводах отправился в далекий путь: через Фридланд, Арренбург, Олецк и Гродно в Столбцы, где находились кавалерийские полки. По дороге Румянцев отбирал в кавалерию всех годных людей и лошадей. А в Столбцах просмотрел пять конных гренадерских и драгунских полков, отбирая способных служить в кавалерии. И не только людей, но и лошадей, амуницию… Сформировал эскадроны, назначил командиров. И 10 апреля отправил в действующую армию в Пруссию… Но каких это стоило трудов, сколько усилий пришлось приложить ему самому, чтобы исполнить монаршую волю.

Уже в Гродно, просматривая команду драгун, охранявшую магазины, он отобрал в кавалерию лишь 149 человек, «которые все, к великому сожалению, кроме мундира, совсем вид крестьянский имеют и в экзерциции вовсе не знают; а резон тот, что оне все время беспременно были употреблены в работы, и хотя самые лутчие из тех не весьма к драгунской службе способны были, но, известясь от офицеров полков драгунских, что и в полках состоящие люди и весьма в малом числе не способнее будут, принужден был оных назначить».

О всех трудностях Румянцев рапортовал Фермору, который пытался как-то утешить его. А Румянцев порой приходил в ярость при виде того неудовлетворительного состояния, в каком оказались многие кавалерийские полки. И особенно его раздражали попытки как-то свалить вину за такое состояние на какие-то объективные причины… Полковник Шетнев попытался объяснить, почему так плохо выглядят его конные гренадеры, но Румянцев прервал его словоохотливую речь:

– Нет, ваше высокоблагородие, дело не в отсутствии у вас полезных и нужных полковых учреждений… Дело в другом…

Вы посмотрите на своих людей! Не чаял я найти в войске ее императорского величества такого нерадения с вашей стороны… Я уж не говорю о неумении ходить в строю, обходиться с оружием и лошадьми, но соблюдать пристойную чистоту вы можете заставить своих людей. Ведь даже оружейные вещи, которые главнейшими считаются, не только в нечистоте, но и в совершенной неисправности найдены. Вы посмотрите на своих людей! Такой разноманерности как в мундирах, амуничных вещах, так и в конном уборе мне еще не доводилось встречать. Каждый по своему произволу одевается. И между самими офицерами наблюдается нерачение своей должности. Если б нижние чины исполняли предписания вышних, то ничего подобного я не увидел бы в вашей команде…