Фельдмаршал Румянцев

– Видно, что торжество у государя предводителя нашего близко лежит на сердце, что начал оное так рано!

– Да! – смеялись другие. – Видно, что и пороху у нас много, что так изволит тешиться и терять его совсем по-пустому.

– Не лучше ли совсем эту победу позабыть, чтоб не так стыдно было бежать к своим берегам, – горько говорили третьи.

Но тут произошло совсем неожиданное. Ударило ядро в офицерскую палатку и разнесло ее до лоскутков. Потом мимо пораженных офицеров пронеслось второе ядро и опрокинуло часть обозных повозок. Потом третье, четвертое, разметавшие еще несколько палаток.

– Уж не рехнулся ли наш фельдмаршал, стреляя по своим? – крикнул один из офицеров, оглядываясь по сторонам в поисках укрытия.

Лишь много часов спустя, снимаясь с лагеря, Андрей Болотов узнал подробности происшедшего. Оказалось, что Левальд, заняв Тильзит, приказал снять дальнобойные крепостные пушки и открыть пальбу по русскому лагерю, готовившемуся праздновать Гросс-Егерсдорфскую победу. Ядра были направлены на ставку фельдмаршала Апраксина, но, не долетев, разметали несколько палаток и повозок в обозе. Апраксин, в свою очередь, приказал открыть огонь по Тильзиту, но через четыре часа пальбы, не причинившей никакого вреда ни армии Левальда, ни жителям Тильзита, наша армия поспешно отступила еще на несколько верст.

Раздосадованный и оскорбленный таким «коварством» пруссаков, Апраксин, по примеру Левальда, разорявшего при своем недавнем отступлении все селения, дабы ничего не оставить неприятелю, велел опустошать огнем и мечом все селения, которые проходила наша армия, чтобы неприятелю негде было найти себе прибежища. Видно, это и образумило прусскую армию, отказавшуюся от дальнейшей погони. Лишь небольшая партия прусских гусар следовала до самых границ.

Выпал первый снег. Наступали настоящие осенние холода. А тут еще одна неприятность выпала на долю юного Андрея Болотова: в одно ненастное утро он узнал, что он от полка направлен в ординарцы к Апраксину. А это означало, что он должен сдать роту и на несколько дней отбыть в его распоряжение, приобщив и свою повозку к фельдмаршальскому обозу.

21 сентября, в стужу и слякоть, наша армия покинула очередной лагерь. Поход был трудным. Частые ручейки и топкие лощинки затрудняли движение. В топкую и вязкую грязь сапоги уходили так, что с трудом их вытаскивали, чтобы сделать следующий шаг.

Андрею Болотову и на лошади было нелегко. А каково солдатам, утопающим в грязи? Обоз где-то застрял. Солдаты оказались без палаток и горячей пищи.

С ужасом и содроганием увидел Андрей Болотов, как по колено в грязи тащились победители при Гросс-Егерсдорфе. Если раньше он примечал недостатки с точки зрения ротного командира, знал состояние соседних рот, полка, то сейчас перед ним открылось жалкое состояние всей армии.

Фельдмаршал и его огромный обоз шли впереди. В назначенное место для нового лагеря приехали засветло. Без спешки, спокойно фельдмаршал расположился в своей ставке, в теплых войлочных калмыцких кибитках, офицеры и обозные в палатках.

Какая пропасть открылась между фельдмаршалом и солдатами! Конечно, и сам Андрей Болотов устроился неплохо: дежур-майором и командиром над всеми ординарцами оказался самый ближний деревенский сосед – князь Иван Романович Горчаков. И как только князь услышал фамилию вновь прибывшего ординарца, так тотчас взял его под свое покровительство, пригласил обедать и ужинать к себе, пока Болотов будет исполнять обязанности ординарца.

Так что о себе Болотов не думал. Душа его болела о солдатах. По колено в грязи брели они, преодолевая многочисленные ручьи и ручейки, лощинки и овраги… А пришли в лагерь – нет ни палаток, ни дров для костра, у которого можно было б хоть погреться. А некоторым полкам было отведено болотистое место, где и четверть часа невозможно было простоять, как делалась лужа и ноги уходили на четверть и более в воду, выделяемую тряским грунтом.

Наступил вечер, а показались только первые повозки обоза. Фельдмаршал забеспокоился, посылая то и дело ординарцев подгонять обозных. Но все было безуспешно…

Погода еще ухудшилась, наступила такая темень, что ни зги не видно. Андрей Болотов, тепло одетый, с содроганием смотрел на солдат, располагавшихся на мокрой земле, под дождем и снегом. «Господи! На них ведь только тонкие плащи!.. Что ж произошло с обозом?» – подумалось Андрею Болотову. Но в этот день князь Горчаков щадил его и никуда не посылал. Так и заснул он в своей палатке, не ведая, что очень скоро предстоит ему узнать ответ на свой вопрос.

Ночью его разбудил князь Горчаков:

– Вставай, Андрей Тимофеевич! Что делать, хоть и не хотелось мне вас тревожить и в сие время посылать, но ничего не поделаешь, велит сама необходимость. Не взыщите, ради бога. Всех ординарцев разослал, а граф Апраксин спрашивает ординарца. А никого нет, кроме вас. Пойдемте к нему…

Пока князь Горчаков вроде бы даже извинялся за ночное вторжение, Андрей Болотов быстро одевался, испытывая естественную досаду, что сон его столь неожиданно был прерван.