Фельдмаршал Румянцев

– Нет, этому не бывать! – твердо сказал Румянцев, хорошо зная, что на это избрание никогда не пойдет Екатерина II. – Как не бывать уже тому казачеству, которое было сто лет тому назад. Самостоятельному военному братству, видно, приходит конец. Казачество становится частью государственного организма, который нуждается в строгой, единой организации. Выборные гетманы только мешать будут процветанию этого края. Да и весь уклад казачий, с его привилегиями и вольностями, наполовину шляхетский, наполовину крестьянский, с его бедностью и нищетой даже, но требованием содержать их в чести дворянской, напоминанием великих заслуг, оказанных их предками русскому престолу и государству, почитаю устаревшим и мешающим ходу новой русской истории. Главное сейчас – это единство всех частей нашего государства. Надо утвердить наш авторитет в Европе, выйти к Черному морю, вернуть наши дедовские земли, о чем так мечтал Петр Великий. Его Прутский поход для всех нас – великая наука.

Но вскоре внутренние заботы отошли на второй план. И до Глухова стали доходить тревожные вести из Польши, Турции, Франции… Зашевелилась вся Европа, недовольная ростом могущества России. Петр Великий заставил было считаться с собой. Но почему-то чаще вспоминали неудачный Прутский поход, а не выгодный для России Ништадтский мирный договор. Но и это все было в прошлом.

Все началось в 1764 году, когда на польский престол был избран, вопреки желанию Парижа, Вены и Дрездена, Станислав Понятовский, бывший фаворит Екатерины II. Казалось бы, он словно создан для престола: острый ум, обширное образование, прекрасная внешность, ораторские способности, обходительность и другие замечательные качества. Но он, на свою беду, обладал малодушием и слабым характером. Вот и вертели им, как ветер флюгером.

И прежде всего давление оказывала русская императрица. Сперва она потребовала от него сущую «безделицу» – предоставить равные права православным христианам. Не раз обращались к России епископы из Белоруссии с просьбой защитить их право служить Богу по православному обряду и предоставить им возможность наравне с католиками принимать участие в управлении Польшей. Этот вопрос никто не смог решить – ни Алексей Михайлович, ни Петр Великий, ни другие предшественники Екатерины II. Она же смело и настойчиво поддержала православных в их борьбе против католического фанатизма, считая веротерпимость одним из необходимых условий мира. Польские магнаты и зависимая от них шляхта яростно протестовали против равенства в правах с православными. Католические священники стремились идеологически обосновать этот протест. Так начались «замешательства» в Польше, приведшие сначала к внутренним раздорам, потом к войне Польши с Россией и, наконец, к войне России с Турцией.

О начале войны Екатерина II писала графу Петру Семеновичу Салтыкову, генерал-губернатору Москвы: «Возвратясь первого числа ноября из Царского Села, где я имела оспу, во время которой запрещено было производить дела, нашла я здесь полученное известие о заарестовании моего резидента* Обрезкова в Цареграде, каковой поступок не инако мог принят быть как объявление войны; итак, нашла я за необходимое приказать нашему войску собираться в назначенные места, команды же я поручала двум старшим генералам, т. е. главной армии – князю Голицыну, а другой – графу Румянцеву; дай Боже первому счастье отцовское (отец Голицына – фельдмаршал Михаил Михайлович Голицын, выдающийся полководец времен Петра Великого. – В. П.), а другому также всякое благополучие! Если б я турок боялась, так мой выбор пал неизменно на лаврами покрытого фельдмаршала Салтыкова; но в рассуждении великих беспокойствий сей войны я рассудила от обременения лета сего именитого воина, без того довольно имеющего славы. Я совершенно уверена, что, на кого из моих генералов ни пал бы мой выбор, всякий бы лучше был соперника визиря, которого неприятель нарядил. На начинающего Бог! Бог же видит, что не я зачала; не первый раз России побеждать врагов: опасных побеждали не в таких обстоятельствах, как ныне находятся; так и ныне от божеского милосердия и храбрости его народа сего добра ожидать».

Екатерина II совершенно уверена в успехе начавшейся войны, она иронически воспринимает воинственного Мустафу III, всячески высмеивает его. «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал, – писала она графу Ивану Чернышеву. – Я сей кот, который им обещает дать себя знать, дабы память не скоро исчезла…»

Первым делом она поручила Никите Панину сформировать совет, на заседаниях которого необходимо обсуждать все вопросы войны и мира. В совет вошли ближайшие Екатерине люди: граф Разумовский, князья Голицыны, Панины, Захар Чернышев, князь Волконский и другие. На первом заседании его были обсуждены самые неотложные вопросы: 1. Какой образ войны вести. 2. Где быть сборному пункту. 3. Какие взять предосторожности в рассуждении прочих границ империи. 4. Денежные сборы.