Фельдмаршал Репнин

Доехав до места, остановились в вотчине генерал-поручика Апраксина, где занялся первый очаг бунта. Репнин не стал спешить в помещичий дом, а, прихватив с собой холщовый мешочек, направился к крестьянским избам. Хотя стоял ещё февраль, снег на крышах с солнечной стороны уже подтаивал. У второй избы с краю четверо ребятишек, увидев приближавшегося к ним не знакомого генерала, слезли с завалинки, где до этого сидели, греясь на солнце, и юркнули в избу. Вскоре, однако, они появились снова, боязливо вглядываясь в незнакомца.

— Меня испугались? — предпринял первую попытку завести разговор Репнин.

Ребятишки не ответили.

— Не надо меня бояться. Я пришёл к вам с миром. Вот и гостинец вам привёз. Хотите попробовать?

Мальцы, всё ещё не вступая в разговор, вышли из сеней и постепенно приблизились к военному человеку, который теперь уже не казался им таким страшным, как прежде.

— В этом мешочке у меня сахар, — продолжал Репнин. — Знаете, что это такое?

Самый рослый отрицательно покачал головой.

— Вот, попробуй, — подал ему Репнин кусочек сахара. — Положи в рот и соси, как сосульку, и ты почувствуешь, какой он сладкий.

Мальчик лизнул сахар языком два раза и передал его другому, тот, сделав то же самое, третьему, и так делали до тех пор, пока не попробовали все и от маленького кусочка ничего не осталось. Тем временем Репнин поглядывал по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из взрослых. Взрослые, однако, не появлялись. Было похоже, что они куда-то ушли.

— Где ваши родители? — спросил он ребятишек. — Мать, отец?..

— В церковь ушли, — ответил старший из них.

— Давно?

— Не очень.

Пока они разговаривали, от барского дома подъехали губернатор с управляющим. Губернатор сообщил, что к церкви согнано всё село и разговаривать с народом надо ехать туда.

Репнин передал мешочек с сахаром ребятишкам и молча полез в возок.

У церковной ограды толпились до сотни крестьян.

Служба давно кончилась, со всех участников бунта была взята клятва впредь не бунтовать, слушаться своего хозяина, властей, и многие крестьяне уже разошлись по домам. Но у оставшихся, видимо, всё ещё оставались какие-то вопросы, на которые не получили удовлетворительного ответа.

— Здорово, мужики! — приветствовал толпу губернатор. — Со мной приехал присланный самим императором генерал-фельдмаршал князь Репнин. Вот он перед вами. Он готов выслушать ваши жалобы, ежели справедливы. Говорите.

Толпа молчала. Репнин чувствовал устремлённые на него взгляды — взгляды людей, желающих удостовериться, можно ли быть с ним откровенным или нельзя.

Репнин, подойдя к толпе, заговорил первым:

— Что вас заставило решиться на бунт?

— Терпения больше не стало, вот и взбунтовались, — раздался голос из глубины толпы.

— Совсем нас за людей считать перестали.

— Раньше хоть по воскресеньям могли на себя работать, а теперь и воскресные дни отняли — всё на барина да на барина. Где же тут правда?

— Правды нету! — хором подхватила большая часть толпы.

— Поспокойней, поспокойней, — призвал толпу Репнин. — Когда же вы на себя работаете?

— Управляющий дозволяет работать на себя только по ночам.

— А вы барину своему об этом говорили?

— Барин наш генерал, ему до нас дела нету. Хоть разочек посмотреть, какой он есть!..

— Я понял вас. Что до вашего дела, то оно будет расследовано и доложено императору. Наш император примет справедливое решение. Можете мне поверить.

При возвращении в Орел большую часть пути Репнин ехал молча, углубившись в свои мысли. Уже подъезжая к городу, он вдруг спросил губернатора:

— Помните ли вы десять заповедей Моисея?

— Десять заповедей?.. А где о них написано?

— В Священном Писании, которое мы называем Законом Божьим.

— Не помню, — признался губернатор.

— В одной из этих заповедей указано, что седьмой день недели Богом определён днём нерабочим. А в тех поместьях, где мы с вами были, владельцы крестьян заставляют их работать на хозяина даже по воскресеньям. Вот где таится одна из главных причин бунта. Думаю, вам следует серьёзно в этом разобраться и призвать помещиков быть добрее к своим крестьянам, пересмотреть количество установленных ими дней для работы в пользу своих господ.

— Поговорить с помещиками, конечно, можно. Но будет ли от этого толк? Тут нужен закон.

— Да, закон нужен, — соглашаясь, промолвил Репнин и снова замолчал, теперь уже до самого конца пути.

О результатах своей поездки Репнин доложил императору уже на другой день после возвращения в Петербург. Павел Петрович был удовлетворён тем, что бунтовщиков удалось усмирить в течение двух-трёх часов. Не вызвало у него гнева и то, что в ходе усмирения было убито 20 и ранено 70 человек.

— Надо было бы ещё человек пять-шесть повесить, — комментируя действия карателей, сказал он. — На виду всего народа. Чтобы знали, что ждёт тех, кто осмеливается бунтовать против своих хозяев и законных властей.