Фельдмаршал Репнин

— Я рад бы остаться, продлись лето на месяц-другой, — отвечал с пониманием её настроения супруг. — Но солнышко больше не греет, а вода в море стала такой холодной, что руку опустить в неё боязно.

Они выехали в последний день октября, а 2 ноября уже были у себя в Вильно.

3

В пожилом возрасте всегда кажется, что время летит быстрее, чем определено Богом. В этом нет ничего удивительного. Когда идёшь под уклон, не всегда замечаешь, что шаг твой становится шире и ноги переставляешь чаще, чем при подъёме в гору. А супруги Репнины находились в таком возрасте, когда люди уже начинают постепенно привыкать к мысли о неизбежности перехода в потусторонний мир… Словом, за стенами своего дома они не заметили, как прошла зима и наступила весна 1796 года. 11 марта Репнин отпраздновал очередной день своего рождения: ему исполнилось 62 года. Шестьдесят два — это вроде бы и не очень-то много. Но для кого как… Для князя Репнина этот возраст оказался тяжёлым. У него усилились боли в пояснице, чаще стали возникать шумы в голове. Раньше в таких случаях доктор выпускал из него, как сам выражался, лишнюю кровь. Но теперь кровопускание уже не помогало. Оставалось одно: терпеть.

А работа оставалась работой. Долг повелевал продолжать выполнение возложенных на него обязанностей. И он продолжал их выполнять, хотя всё это ему уже давно наскучило.

Но вот однажды — это случилось уже глубокой осенью того же 1796 года — на какой-то миг блеснул луч надежды возвращения к бурной деятельности, испытанной им в счастливые, как ему казалось, молодые годы. А было так… Он сидел в рабочем кабинете и изучал указ императрицы о запрещении частных типографий и учреждении цензуры. Одним из поводов для такого указа могло послужить появление книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», которую автор опубликовал в собственной типографии и которая по своему обличительному содержанию очень не понравилась императрице. «Никакие книги, — говорилось в указе, — сочиняемые или переводимые в государстве нашем, не могут быть издаваемы, в какой бы то ни было типографии, без осмотра одной из цензур, учреждаемых в столицах наших, и одобрения, что в таковых сочинениях или переводах ничего закону Божию, правилам государственным и благонравию противного не находится»…

Едва Репнин закончил чтение указа, как в кабинет вошёл секретарь и доложил, что в приёмной ждёт приёма фельдъегерь из Петербурга с императорским пакетом для его сиятельства.

— С императорским пакетом? — удивился Репнин. — Проси.

Фельдъегерь вошёл чётким шагом и подал Репнину пакет с сургучными печатями.

— Приказано передать в собственные руки.

Репнин сломал на пакете печати и извлёк его содержимое. Это было собственноручное письмо Павла Петровича, извещавшего о смерти Екатерины Второй и его благополучном вступлении на Российский престол. Новый государь приказывал Репнину передать исполняемые им обязанности одному из своих помощников, а самому, не мешкая, прибыть в Петербург.

— Когда это случилось? — спросил Репнин фельдъегеря. — Я имею в виду кончину Екатерины.

— 6 ноября сего года, ваше сиятельство.

— Хорошо, вы свободны. Что до меня, то я постараюсь отправиться в путь сегодня же, ежели обстоятельства дозволят.

После того, как фельдъегерь ушёл, Репнин вызвал к себе адъютанта и приказал ему сообщить Наталье Александровне о смерти императрицы Екатерины.

Репнин очень спешил, тем не менее отправиться в дорогу в этот день так и не смог. Он выехал вместе с женой только на следующий день на станционных сменных лошадях.

Глава 2 НЕЖДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

1

Всего четыре дня понадобилось Репниным, чтобы добраться до Петербурга. Дорога потребовала напряжения всех сил. Сам князь в эти дни почти не спал. В конце пути он чувствовал себя настолько разбитым, что по прибытии домой — а это произошло поздно вечером — не стал даже ужинать, а сразу лёг спать. Он спал почти до одиннадцати часов дня и очень удивился, когда, проснувшись, увидел в опочивальне княгиню, одетую в дорожное платье.

— Собираешься куда-то ехать? — спросил он.

— Уже ездила, — весело отвечала княгиня. — Пока ты спал, успела побывать у старой подруги, жены обер-церемониймейстера. Представляешь, — оживлённо продолжала она, — Павел царствует всего лишь восемь дней, а в городе уже столько перемен!.. Будто это уже не Петербург, а какая-то другая европейская столица.

— Что же изменилось?

— Всё, абсолютно всё. Моды, манеры… Воротнички и галстуки знаешь какие теперь носят? Раньше в моде были пышные, такие, чтобы чуточку закрывали нижнюю часть лица. А теперь их уменьшили и укоротили, так что шея остаётся совсем обнажённой. А причёски? Видишь, какая у меня причёска? Раньше все дамы так причёсывались. Волосы на французский лад завивались и закалывались сзади низко опущенными. А теперь волосы стали зачёсывать прямо и гладко, с двумя туго завитыми локонами над ушами, на прусский манер. Как увидела такую причёску у своей подруги, чуть не расхохоталась.

— Узнала, от чего умерла императрица? — прервал Репнин женскую болтовню супруги.