Польское восстание, начавшееся весной 1794 года, продолжалось до глубокой осени того же года. На первых порах удача сопутствовала повстанцам. Вскоре после овладения Краковым у деревни Рацлавицы они вступили в бой с крупным российским войском и учинили ему полный разгром. Победа всколыхнула многие слои населения. «Борцы за свободу» поняли, что русские части можно побеждать, и стали быстро увеличивать свои ряды за счёт крестьянских ополченческих отрядов. Желая убедить крестьян, что участие в «освободительной войне» необходимо им самим, руководитель восстания Костюшко в мае обнародовал так называемый «Поланецкий универсал», которым объявлял крестьян лично свободными, разрешал им выход из поместий после выплаты ими всех долгов и налогов. Что до земли, то она оставалась в руках тех, кому она принадлежала, а принадлежала она главным образом шляхетству. Своим «универсалом» Костюшко надеялся поднять народный энтузиазм и на волне этого энтузиазма увеличить число своих воинов. Но, вопреки ожиданиям, результат получился обратный. Крестьяне рассудили: личная свобода - это, конечно, хорошо, но что делать с этой самой свободой, когда нет земли-кормилицы? Без свободы прожить можно, а без земли не проживёшь, и придётся снова свободному крестьянину идти в кабалу к землевладельцам...
10 октября 1794 года в сражении под Мацеевицами армия Костюшко потерпела сокрушительное поражение. Сам Костюшко был в этом бою ранен и взят в плен. А вскоре русские войска вошли в Варшаву. Восстание было подавлено. Правда, оставалось ещё разоружить мелкие разрозненные отряды, но это уже было делом времени.
Раненого Костюшко, после того как его жизнь стала вне опасности, повезли сначала в Киев к Румянцеву как главному руководителю российской армии, а оттуда через Москву в Петербург. Императрица Екатерина, а по примеру её величества и сановники видеть его не захотели, и он был сразу помещён в Петропавловскую крепость.
4
Между тем князь Репнин всё ещё оставался в Вильно. Главной причиной, заставившей его отложить поездку в Петербург, был начавшийся обратный отток беженцев из Литвы в глубинные районы Польши. Беженцы каким-то образом узнали о полном поражении повстанцев и аресте их главаря Костюшко раньше, чем люди, находившиеся на должностях, и, не мешкая, устремились в родные места в надежде успеть найти дома свои ещё не разграбленными. Снова напомнили о себе пленённые бунтовщики, но теперь они требовали освобождения.
- Может быть, их и в самом деле отпустить? - предложил Репнину комендант. - Всё равно нечем кормить: у нас кончаются продукты.
- Хорошо, - подумав, сказал Репнин, - прикажите начальнику тюрьмы, пусть всех отпустит.
Комендант отправился выполнять приказание, а Репнин подошёл к окну и долго стоял, глядя на городскую улицу, по которой реденькими группками шли люди в сторону Варшавской дороги - кто с тачками, а кто всего лишь с заплечными котомками. Репнин смотрел на это и думал... Думал о судьбе Польши и польского народа, на долю которого выпало столько несчастий. Да, внутренняя война закончена, но означает ли это, что теперь наступит тихая мирная жизнь? Вряд ли... А если и наступит, то не скоро. Войны без последствий не заканчиваются. Может случиться даже так, что Польша вообще лишится своей государственности. Обер-майор, приезжавший из Бреста, рассказывал, что австрийские войска уже успели захватить значительные части территорий Люблинского, Краковского и Сандомирского воеводств. Дело идёт к новому разделу Польши, и помешать этому вряд ли кто сможет.
Репнин направился к себе домой: он обещал жене вернуться до наступления темноты, а сумерки были уже где-то рядом.
У подъезда князя поджидал какой-то человек. Приблизившись, Репнин узнал графа Огинского, который был у него с требованием об улучшении условий содержания в тюрьме пленённых участников восстания.
- Как вы здесь оказались?
- Нас освободили, и я пришёл сюда, чтобы поблагодарить вас за всё, что вы для нас сделали.
- Не стоит благодарности. Да, - вдруг вспомнил Репнин, - ваш главарь арестован. Наверное, будут другие аресты лиц, причастных к организации мятежа. На вашем месте я бы на время уехал за границу, например в Италию или ещё куда-нибудь.
- Благодарю вас, я подумаю.
Они обменялись рукопожатиями и разошлись в разные стороны.
Дома Наталья Александровна встретила мужа вопросом, который задавала ему всё последнее время:
- Есть ли новости из Петербурга?
- Пока нет. О происходящих событиях мне по-прежнему приходится судить только по слухам, рассказам приезжающих с той стороны офицеров да по донесениям конных разъездов, посылаемых вглубь польской территории.
- Помнится, ты собирался ехать в Петербург, если в течение недели не получишь оттуда письма. Ты не раздумал?
- Мы выедем туда завтра или послезавтра. Сначала я должен сделать неотложные распоряжения относительно возвращения войск на зимние квартиры. Формально я всё ещё остаюсь главнокомандующим армией, поэтому не должен забывать о лежащих на мне обязанностях.