- Не тот ли Огинский, который некогда был маршалом коронных войск?
- Не ведаем, ваше сиятельство. Знаем только, что сами поляки называют его графом.
- Хорошо, приведите его ко мне, я поговорю с ним сам.
Огинского, который был маршалом коронных войск, Репнин знал хорошо. Он познакомился с ним ещё в то время, когда жил в Варшаве в качестве полномочного российского посланника. Очень скользкий тип. Сначала служил королю Станиславу, клялся ему в верности, а потом вдруг вместе со своим войском переметнулся на сторону конфедератов, объявил себя борцом «за свободу Польши». После того, как его войско было разбито, исчез и больше о нём ничего не было слышно. И вот снова Огинский...
Зачинщика беспорядков в тюрьме Репнину доставили прямо в кабинет. Перед ним предстал красивый молодой человек лет двадцати семи - тридцати. Никакого сходства с тем маршалом коронных войск. Тому сейчас было бы лет шестьдесят, не меньше.
- Как ваше имя? - начал допрос Репнин.
- Граф Михал Огинский, - представился пленный.
- Как попали в отряд бунтовщиков?
- Мы не бунтовщики, мы борцы за свободу своей Отчизны.
- Какой свободы?
- Свободы от иноземного засилья, в том числе и русского.
- Вы офицер?
- Когда меня спрашивают о моей склонности к занятиям, то я обычно называю себя музыкантом. Я играю на скрипке, клавесине и пишу музыку.
- Я тоже играю на клавесине и люблю музыку. Кстати, в своё время я имел в польском обществе много знакомых музыкантов, с которыми поддерживал хорошие отношения.
- Приятно это слышать. Однако я добивался встречи с вами не для того, чтобы говорить о музыке. Я имею жалобу на ужасные условия, в которых содержатся заключённые. Камеры так тесны, что всем не хватает места для сна. Приходится спать по очереди.
Репнин оказался в затруднительном положении. Он понимал, что претензии пленённых бунтовщиков справедливы, но в то же время не знал, как эти претензии можно удовлетворить: свободных казённых помещений для содержания арестованных в городе не было.
- Я отпустил бы всех вас на волю, - сказал он, - если бы был уверен, что, получив свободу, вы не возьмётесь больше за оружие. Вы лично можете в этом поклясться?
- В чём?
- В том, что, получив свободу, не примкнёте больше к бунтовщикам.
- Такого обещания я дать не могу.
- В таком случае вам придётся набраться терпения и ждать, когда в стране снова наступит мир. Только после этого откроются перед вами тюремные ворота.
- Смею напомнить, генерал, я явился сюда не просить свободу, а требовать улучшения условий содержания в неволе пленённых вами.
- Что до условий содержания, - помедлив, сказал Репнин, - то мы постараемся их улучшить. Я вам это обещаю.
После того как Огинского увели, Репнин вызвал к себе коменданта города и приказал ему вместе с начальником тюрьмы принять все необходимые меры для улучшения условий содержания пленённых бунтовщиков, если даже для этого придётся освободить под тюремные камеры часть служебных помещений.
- Завтра всё будет сделано, - пообещал комендант.
- Не завтра, а уже сегодня, - предупредил Репнин.
В этот день он вернулся домой таким усталым, каким давно уже себя не чувствовал.
- В городе появились слухи, будто в тюрьме преступники устроили бунт, - сказала встретившая его Наталья Александровна. - Ты из-за этого расстроился?
- Никакого бунта не было, просто было недовольство заключённых. Сейчас уже всё улажено.
- Тогда почему ты такой? На тебе лица нет.
- Я просто устал, - сказал князь. - А потом меня угнетает неопределённость. Я считался главнокомандующим Брестской армии, а ехать в Брест, где главная квартира сей армии, мне не дозволяют, желая, чтобы я оставался в Вильно. Впечатление такое, что Петербург мне более не доверяет.
- Напрасно ты мучаешь себя такими мыслями. С бунтовщиками в Варшаве, наверное, уже покончено, поэтому надобности в твоей армии больше нет, потому тебя и не беспокоят.
- Нет, нет, - стоял на своём князь, - тут что-то не так. Подожду ещё неделю. Ежели за это время не получу письма от графа Салтыкова, сам поеду в Петербург.
Княгиня согласилась. Ехать в Петербург? Что ж, она тоже поедет. Но она уверена, что ехать никуда не придётся. Курьер с письмом может приехать уже завтра. Она это чувствует, а чутьё её ещё никогда не обманывало.
3