Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину

Мне разрешили Вам написать. 6 ноября я получил от Вашей жены, моей племянницы, открытку от 11 октября (ответ на мою открытку) после того, как она в последнее время уже писала мне, желая обратить на Вас мое внимание. 10 октября, спустя три месяца, она снова получила от Вас открытку.

Вполне понятно, что Гизела с большим нетерпением ждет Вашего возвращения. Так как я, как и Вы, являюсь военнопленным, то мне ничего не известно о планах репатриации. Но я надеюсь и желаю Вам скорее вернуться домой.

Я был бы, конечно, очень рад услышать что-нибудь от Вас: как Вы поживаете, чем занимаетесь, что думаете Вы о будущем, какие у Вас известия о семье Гизелы, о чем я не имею никакого представления в результате войны и моего долгого пребывания в плену (скоро уже 5 лет).

О себе могу сказать, что чувствую себя хорошо и имею удовлетворяющие сведения от жены и детей.

В надежде, что эти строки застанут Вас в добром здравии, шлю Вам наилучшие пожелания и приветы уже на 1948 год и желаю Вашего скорейшего возвращения.

Ваш Фридрих Паулюс.

12 ноября 1947 года. Сегодня получил письмо от Коки. Она пишет, что живет довольно экономно и у нее одна только проблема — дела с почтой не ладятся, иногда она месяцами не имеет от меня никаких известий, кроме вздора, который пишут в газетах.

Я рад, что все здоровы и не теряют надежды на то, что в 1948 году мы будем все дома.

28 декабря 1947 года.

Многоуважаемый господин генерал!

Позвольте поздравить Вас с Новым годом! Желаем Вам счастья и прежде всего наилучшего здоровья.

Пусть в новом году старания Советского Союза на благо всеобщего мира сопровождаются дальнейшими успехами и повлияют на единство демократической Германии.

Одновременно благодарим Вас за Ваше великодушие к нам.

Уважающие Вас

Фридрих Паулюс,

Вильгельм Адам,

Арно фон Ленски,

Винценц Мюллер.

1948

5 января 1948 года. Сегодняшнее письмо от доктора Хадерманна внесло ясность во многие вопросы. Оказывается, я переписываюсь с Кокой и Зюсси по следующей схеме: они посылают ему письма ко мне, а он бросает их в почтовый ящик в Берлине, в советском секторе. Таким образом он обходит американскую цензуру и письма доходят вернее и скорее.

Господин Хадерманн также сообщил, что Кока и Зюсси знают, что все сообщения обо мне в западной прессе являются ложью. Зюсси даже выступит по радио в северо-восточной Германии.

Неплохо, если бы исполнилось и пожелание д-ра Хадерманна — в следующем году обязательно вернуться домой!

20 января 1948 года. Совершенно неожиданно получил сегодня письмо от господина Бирверта. Он благодарит за письмо и пишет, что работает в рабочей команде, в качестве вспомогательного рабочего.

Согласен с его мнением, что зима в этом году мягкая. Неплохо, что и обычные солдаты могут читать книги и газеты.

3 февраля 1948 года. Сегодня Зюсси сделал заявление по кельнскому радио. Вряд ли это остановит весь этот поток лжи. Вступать в полемику с этими господами — бесполезная вещь!

1 апреля 1948 года. Скоро — отъезд Мюллера. Я не могу заснуть. Когда же это кончится! Я так или иначе останусь в восточной зоне, жену я вызову к себе, но я никогда уже не увижу моих родных. Мои дочь и сын могут делать, что они хотят. Я не знаю только одного — на какие средства я буду жить? Моя жена существует сейчас на те средства, которые она получает, сдавая комнаты. А что будет потом?

3 апреля 1948 года. Сегодня долго говорили с Мюллером по поводу моей реп атриации, особенно после сделанного 31марта официального отказа в возвращении на родину. Чтобы нам никто не мешал, мы разговаривали с ним днем в саду, а в ночь с 31.03. на 1.04. с 12ч. до 1.30 — в столовой. Разговоры наши касались непосредственно сделанного нам сообщения, а также и других вопросов.

Я сказал, что по вопросу о травле Советского Союза из-за созданной в нем якобы «армии Паулюса» не понимаю, какое отношение это может иметь к возвращению на родину. Я склоняюсь до сих пор к такому ответу: «Появление в Германии — лучшее доказательство того, что это обвинение ложно».

Затем снова говорили о требованиях главного американского обвинителя Тейлора. Оно меня очень удивило, и, может быть, даже напугало. Но я уверен, что русские мне помогут. Какие отношения у меня могут быть с американским правосудием? Ведь я никогда не воевал с американцами, даже ни разу не встретился с кем-нибудь из американцев.

Я уверен, что советское правительство отклонит при любых обстоятельствах требование американцев о выдаче им меня, даже в качестве эксперта или свидетеля, в связи с происходящим в Нюрнберге процессом генералов. Но не будет ли советское правительство вынуждено начать против меня следствие, если на него окажут нажим американцы? Хотя что означаю я, если речь будет идти о чем-либо важном для русской политики.