Фельдмаршал князь Кутузов при конце и начале своего боевого поприща. Первая война императора Александра I с Наполеоном I в 1805 году. Письма М. И. Кутузова 1805–1806 и 1812–1813 годов

Мортье сильно напирал на отряд Милорадовича, в той мысли, что русская армия отступает; но вечером он с ужасом заметил, что имеет дело не с слабым ариергардом, а с самим Кутузовым. Уже в сумерки Дохтуров спустился с гор и сразу занял Дирнштейн[11] в тылу французской дивизии Газана, с которою Мортье отбивался от наступающаго Милорадовича. Кутузов ожидал появления Дохтурова у Дирнштейна гораздо ранее; но, по милости австрийских проводников, мы с трудом подошли туда в пятом часу, как начало темнеть. Едва выбились из вертепов и заняли с бою Дирнштейн, как Дохтурову донесли, что дивизия Дюпона идет в тыл нам со стороны Линца, и уже недалеко. Князю Урусову приказали задержать Дюпона; битва между тем разгоралась во тьме с невероятным раздражением, на всем протяжении между Дирнштейном и деревнею Лойбен, вторично занятою войсками Милорадовича. Противные линии, различаемые по одним выстрелам, двигались на довольно узком пространстве: с одной стороны бурный Дунай, с другой – стремнистые скалы не позволяли растягивать войска. Милорадович теснил Мортье по направлению от Кремса; Дохтуров с Московским полком и егерями генерала Уланиуса, разбив в Дирншнтейне два французских баталиона, прошел этот городок, и, уничтожив вне стен неприятельских драгунов, встретил отступающего маршала и принял его беглым огнем и штыками. Но тем временем, как Мортье, отстреливаясь от Милорадовича, силился пробиться сквозь наши ряды, позади нас, в Дирнштейне, опять закипела жестокая сеча: князь Урусов, с Вятским полком и другими прикомандированными баталионами, препирался с дивизиею Дюпона, настигшею наши задние войска при выходе из ущелий и стремившеюся на выручку к маршалу; так продолжалось почти до полуночи. Дивизия Газана и отряд Дохтурова, очутившиеся между двух огней, бились на смерть: казалось, не было возможности уцелеть, и отчаяние удвояло взаимную храбрость. Тут пал, пораженный пулею, австрийский генерал-квартирмейстер Шмит, высокие способности которого и преданность престолу подавали большие надежды. Под конец, однако, расстроен ная дивизия Газана, действиями полков Московского и Ярославского, надвинута была на войска Милорадовича; егеря же Уланиуса рассыпались по утесам над самим неприятелем. На этом пункте было с десяток больших деревянных магазинов для складки товаров: наши зажгли их, чтоб вернее различать неприятеля; старые строения разгорелись и осветили страшное зрелище. Французы отбивались толпами между Московским полком и рядами Милорадовича; ярославцы, соединясь с апшеронцами, громили их на берегу Дуная, а застрельщики Уланиуса, нависшие, так сказать, над этой сценой ужаса, стреляли в любаго француза сверху из-за камней. Победа Россиян была полная, и если ускользнул кто из дивизии Газана до зажжения магазинов, то обязан тем ночному мраку, еще более усилившемуся от скопления дождевых туч. Мортье, в потемках, прорвался с горстью храбрых, и, соединясь с Дюпоном, отступил бегом к Спицу, где тотчас переправился за Дунай.

Пощады в этом деле не было: все соделалось жертвой штыка; около двух тысяч пленных французов, в том числе один генерал, одолжены жизнию присутствию Дохтурова, который одним словом остановил ярость москвичей и прекратил истребление неприятеля.

Когда кончилось кровопролитие, у наших солдат начался торг: один продавал часы, или дорогие ножи, табакерки; другой – шелковые вещи или белье; многие носили богатые пистолеты, палаши, и предлагали неприятельских лошадей; последних захвачено было едва ли не все три эскадрона, действовавшие в этом ущельи. Оценка лошадям с седлом и вьюком была скорая – пять австрийских гульденов или рубль серебра за каждую; за немногих только получали по червонцу. Некоторые хвалились чересами с золотом, отвязанными у пленных и убитых французов. Взятые у неприятеля орудия, знамя, штандарты, вместе с пленными, которых разделили на шесть партий, отправлены были в Кремс, и мы с триумфом возвратились в город, сопровождаемые по дороге криками восторженных жителей: Браво, Русь! браво!

На главной улице, у больших каменных ворот в роде башни, стоял главнокомандующий и благодарил каждый проходящий полк, называя солдат победителями. Перед взводами нашего полка везли отбитые у неприятеля орудия, и несли отнятые у него знамя и штандарты; последние положили на барабане перед Кутузовым, который приветствовал нас словами: «Молодцы, молодцы! Слава и честь вам!» Потом, обратясь к окружавшей его свите, присовокупил: «Этот полк всегда дрался с отличною храбростию: за то и носит славное имя нашей белокаменной Москвы». Слыша приветы любимого вождя, солдаты воодушевлялись геройскими чувствами. Горожане, в чаду восторга, думали, что французам уже не придется роскошничать под их кровлею, что мы останемся здесь надолго, и, в приятном забытьи, шумно пировали нашу победу. Пленных, в тот же день (31-го октября), отправили вперед к Брюнну.