Фельдмаршал должен умереть

— Не масонохульствуйте, Скорцени, — в тон ему ответила княгиня. Однако лицо её оставалось при этом предельно сосредоточенным, и было ясно, что разговор о масонах, да ещё в таком тоне, какого-то особого удовольствия ей не доставляет. — Не пытайтесь войти в историю Германии, в ипостаси величайшего масононенавистника. Всё равно ложи в рейхе были разогнаны Гитлером, а не вами.

Скорцени едва заметно улыбнулся.

— Вы слышали, Шварц, «не масонохульствуйте», — благополучно избежал Отто призыва: «не гитлерохульствуйте». — Прислушайтесь к совету княгини де Сардони, одной из мастериц местной ложи. Однако всё это шутки, в то время как вы, герр Шварц, престолоблюститель Корсиканского королевского трона, понадобитесь мне для более серьёзных бесед.

— Я тоже уверен в этом, — вежливо склонил голову Шварц, и степенно, как прекрасно вышколенный дворецкий, удалился.

Ещё несколько минут победный завтрак проходил почти что в полном молчании. Отдельные слова вежливости и пожеланий в счёт не шли. С той минуты, когда Скорцени решил, что обмен мнениями закончен, все остальные офицеры, вместе с хозяйкой и сержантом Шериданом, сразу же вспомнили, что находятся в некоем аристократическом заповеднике, каким-то образом сохранившемся посреди войны.

42

Расправившись со своей отбивной, обер-диверсант рейха вежливо поблагодарил Марию-Викторию за угощение и спустился на берег залива.

Поднявшись на небольшой холм, Скорцени видел, как в долине, по ту сторону дороги, сносят тела убитых партизан и складывают в штабель. По просьбе владелицы виллы их должны будут сжечь. Княгине очень не хотелось, чтобы окрестности «Орнезии» превращались в солдатское кладбище. Да и Скорцени этого тоже не хотелось: слишком уж нетронутым, почти райским, казался сейчас этот уголок Лигурии. Всё, что происходило здесь прошлой ночью, представлялось теперь даже не кошмарным сном, а неким сатанинским наваждением.

Чтобы как-то отрешиться от него, Скорцени перевел взгляд на «Мавританию». Яхта стояла неподвижно, и лишь легким покачиванием вершины мачты, словно стрелкой осциллографа на голубом валике небес, отмечались сердцебиение утреннего моря и дуновение легкого ветерка, зарождавшегося где-то между вершинами гор и морским заливом.

— Если я верно воспринимаю ход событий, сегодня у нас день прощания? — услышал он позади себя голос Марии-Виктории.

— Как видите, мой очередной визит умиротворения этому краю тоже не принёс.

— С вами трудно не согласиться, — молвила княгиня, всё еще находясь у подножия холма.

— Где бы я ни появлялся, любая благословенная Богом вилла превращается в цитадель, осажденный лагерь гуситов или что-то в этом роде.

— В ваших действиях, в предначертанном вам пути, действительно просматривается нечто непостижимое, — княгиня поднялась на поросшую густой травой вершину и остановилась в двух шагах от штурмбаннфюрера.

— Не сомневаюсь в этом..

Княгиня была уверена, что Скорцени умышленно пришел сюда, чтобы выманить её из особняка и получить возможность попрощаться. И чувствовала себя признательной за это. Марии-Виктории очень не хотелось, чтобы посещения «Орнезии» врезались в память штурмбаннфюрера всего лишь двумя штурмами: любовным — на Скале Любви и военным — на ночном побережье. Верилось, что должно появиться ещё нечто духовное, возвышенное, способное воссоздаваться в воспоминаниях, подобно сладостным грёзам.

— Теперь уже никто не способен оспорить тот факт, что вы тоже защищали виллу «Орнезия», а потому после войны у вас будут все основания вернуться сюда. Если не вернуться, так хотя бы заглянуть. Пусть даже ненадолго.

— А кому вы обязаны будете доказывать мою причастность к этой легендарной обороне? Уж не синьоре ли Паскуалине Ленерт, именуемой в ватиканском мире «папессой»?

Прежде чем ответить, Мария-Виктория спустилась с холма к самому пирсу и, пройдясь вдоль борта яхты, внимательно осмотрела её. На стальном корпусе судна видны были вмятины от срикошетивших пуль, следы недавнего сражения.

— Вы ведь прекрасно понимаете, что без финансового и прочего покровительства Ватикана мы не смогли бы заполучить ни этой виллы, ни яхты, ни Скалы Любви, — с обречённой грустью молвила княгиня уже тогда, когда Отто показалось, что она попросту забыла о его вопросе. — Что только заступничество Святого Престола хоть в какой-то степени способно защитить нас от местных властей и масонов.

— И от масонов — тоже? — оживился штурмбаннфюрер.

— Естественно. Это я в продолжение вашего разговора с франкмасоном Шварцем.

— Но ведь он баварский сепаратист, а не всемирный интернационалист.

— Масоны не имеют национальности. Иное дело, что у них есть определенные обязанности. В частности, дробить Европу, истощая её мировыми войнами и великими революциями, чтобы затем решительно объединить под властью великих магистров. Впрочем, мы основательно отвлеклись. Да, синьор Скорцени, вилла «Орнезия» — вотчина папессы и её людей. Причем не столько паны римского, сколько именно «папессы». И не удивляйтесь, если однажды увидите её здесь.