Фельдмаршал Борис Шереметев

Приближался новый, 1707 год. На главную квартиру светлейшего князя в Жолкву прибыли фельдмаршал Шереметев, генералы Репнин и Михаил Голицын, а также министры Долгорукий Григорий Федорович и Головкин Гаврила Иванович, сменивший только что умершего первого министра Головина. Были вызваны Меншиковым и несколько командиров отдельных дивизий. Все ждали царя и слали ему письма: «Для Бога, государь, изволь как скоро возможно к нам поспешить». Письма подписывали все, и хотя шли они из ставки Меншикова, первой ставилась подпись фельдмаршала.

Царь прибыл в Жолкву 28 декабря, в канун Нового года, и первое, о чем спросил Шереметева:

— Как с делом шляхтича Выжицкого? ^{196}

— Всех взяли, государь, после розыска судили и казнили.

— Ну и правильно. Сего спускать никак нельзя.

Шляхтич Выжицкий, объявляя себя другом русского воинства, зазвал к себе несколько гвардейских офицеров Семеновского полка и десять солдат, угостил их, а ночью спящих перебил. Возмущенный Петр пригрозил польским властям: «Ежели сего убийцу не сыщете, то мы на всем повете [16] сию кровь будем взыскивать». Убийц поляки нашли и привели к Шереметеву. В его лагере они и были повешены.

Увы, такие «друзья» были среди поляков и в более высоких сферах. В Польше предательство Августа не прошло без следа. Вскоре изменил России и князь Вишневецкий, перейдя со всей литовской армией на сторону Станислава Лещинского. Быховский воевода Синицкий, клявшийся Петру в верности в каждом письме: «падаю до ног и подстилаюся под вашего царского величества со всем почитательством», начал с того, что напал на русский обоз, везший казенные 40 тысяч, всю охрану перебил, а деньги забрал. Воевода заперся в Быхове, надеясь там пересидеть и дождаться шведов.

По приказу царя Боур осадил Быхов, взял его штурмом, а плененного Синицкого отправил в Москву, в руки князя Ромодановского, из подвалов которого ему уже не суждено было выйти.

В такой-то обстановке собрался в Жолкве военный совет, «конзилиум», как именовал его царь, решать главный вопрос: как вести военную кампанию 1707 года.

— Господа генералы, — открыл Петр совет, — как ни печально, но мы потеряли последнего союзника и должны ныне решить, как далее вести войну с неуемным шведом один на один.

— От этого союзника пользы было как от козла молока, — заметил Меншиков.

— Не скажи, князь, не скажи. Как бы там ни было, но он шесть лет отвлекал на себя Карла, что дало нам возможность почти без помех овладеть Ингрией.

— Вот именно, шесть лет сплошных конфузий — и ни одной виктории. А денег? Сколько денег скормили говнюку, — не унимался светлейший, не могший простить себе, что уже в канун предательства отвалил Августу десять тысяч своих кровных.

— Тут ты прав, пожалуй, — согласился Петр. — Получилось, что дачею денег и беду себе купили. Просить он горазд был, зело скучал всегда о деньгах. Даже передавшись Карлу, наказал Василию Лукичу, что-де остается нашим тайным союзником и чтоб мы готовили ему еще денег.

— Тьфу, — сплюнул Меншиков, — союзничек, в рот ему дышло. Мы ему деньги, а он на них откармливает нашего врага Карлуса.

Переглядывались генералы, вполне согласные с мнением светлейшего князя, но и с доводами царя не могли спорить: государь тоже прав, как бы ни было, но Август шесть лет таскал за собой Карла, что и позволяло русским колошматить его генералов в Прибалтике и захватывать города, а главное — утвердиться в Ингрии, столь любезной царскому величеству.

— Пытались мы предложить ему мир, — продолжал Петр, — искали для этого посредников, даже герцога Мальборо склоняли на это. Но они лишь на словах готовы были потрудиться, а на деле и пальцем никто не шевельнул. Да и к тому же неистовый Карлус категорически не согласен вести переговоры о мире, слышать о том не желает. Мальчику драться хочется, Калиш его не убедил. Что ж! Придется его и далее наклонять к миру силой. Вы все тут сидящие, по крайней мере большинство, в делах ратных весьма опытны. Не мне, полковнику, учить вас. Давайте решать, как будем далее воевать. Борис Петрович, берите бразды консилиума.

Шереметев, сидевший рядом с царем, заворочался грузно, кашлянув, заговорил:

— Нам ждать шведа сподручней в Польше. Пока он в Саксонии, мы будем здесь квартировать у порога его фатеры.

— Чтоб здесь квартировать, — заметил Петр, — надо как можно менее раздражать поляков.

— Это само собой, государь, — согласился фельдмаршал. — Было б неплохо покупать у них, а не реквизировать фураж и продукты.

— Что, еще и у Лещинского покупать? — не удержался Меншиков.

— Лещинский — это другой разговор. С его сторонниками и надлежит держать себя как с врагами, хотя, конечно, драться с поляками не стоит. Они друг с другом разобраться не могут. Но доколе нам стоять в Польше придется, дотоле и снабжаться с нее будем. От этого не уйти. Но по выходе шведов из Саксонии, я думаю, нам надлежит ретироваться на свою землю, дабы при своих границах и дать ему главную баталию.

— Почему? — спросил Петр.