Его записи с формулой ритуала лежали на том самом столе, где он взял её в их брачную ночь. И, притянув к себе гримуар, мужчина будто наяву ощутил её запах, присутствие, услышал сладострастные стоны. Мотнул головой, прогоняя видение. И сосредоточился на записях. Все его исследования показали, что востановить связь её человеческой ауры с животной ипостасью уже нереально. Возможно, если бы Мел попала ему в руки тогда, после использования артефакта, он бы смог это сделать по свежим следам. Но не сейчас, когда эти линии уже атрофировались. Поэтому, Стэфан нашёл только один вариант. Наростить новые. Эта поначалу безумная идея, в конце концов укоренилась в его мозгу, заставив искать варианты воплощения. И способ был. Вот только почти нереальный. Требующий колоссальной затраты сил. В первую очередь от Мел. Её организм мог не справиться.
И Стэфан сделал всё возможное, чтобы обеспечить себе возможность подпитывать её магические и жизненные силы, связав их в одно целое. Когда придёт время и она окажется в пентаграмме, именно он будет платить выставленную цену. Жаль только он никак не сможет себе забрать всю боль, постарается только облегчить… и оборвать брачную связь в последний момент, чтобы не утянуть её с собой. И чтобы уж наверняка, обеспечить любимой удачный исход, мужчина сознательно позволил Шэанарду навесить на свою жену маячок. Она сможет позвать помощь, когда всё закончится. Уж Аданар в компании жрицы Тёмной смогут выходить его Мелору.
А сейчас нужно собраться и доделать нужные рассчёты. И подготовить всё для ритуала. Уже на рассвете наступит самое благоприятное время и нужно будет начать.
Глава 28
Как быстро прошла эта ночь. Не спавший уже пару суток Стэфан, держался лишь на тонизирующих заклинаниях. Тянуть дальше было некуда. Всё готово. Пентаграмму он начертил на чистом его стараниями полу в спальне, не желая ложить Мелору на каменный пол в лаборатории. Его пока ещё жена спала мирным крепким сном, который он усердно поддерживал, не позволяя ей очнуться.
Сомневаться в том, что она откажется, как только поймёт что именно он задумал, не приходилось. Чистая душой, любящая и самоотверженная, его девочка, ради которой он жизнь готов отдать. Собственно, уже совсем скоро.
За окном вершины Андуин начали окрашиваться в алый цвет, знаменуя начало нового дня. Его последнего. Подошёл к кровати, застыл на миг, разглядывая прекрасное лицо с пухлыми приоткрытыми губами, густыми веерами ресниц, отбрасывающими тени на бледные щёки. Малодушно подумал, что может не стоит это делать сегодня, может стоит дать ей время отдохнуть после всего, что случилось. Но сам же себя и оддернул. Ждать нельзя. Чем дольше она с ним, тем сильнее их связь, тем сложнее её будет разорвать даже на смертном одре, даже ему. И в результате будет страдать без него. Этого он точно не мог допустить. Сейчас же можно обойтись малым. Она потоскует немного и сможет жить дальше. Возможно даже её зверь выберет ей другую Пару. И другой мужчина будет любить это сладкое прекрасное тело, целовать эти губы, и пропускать сквозь пальцы шёлк её волос. А он даже убить его не сможет за это.
Низко зарычав от безысходности, Стэфан сжал до хруста челюсти и склонился к спящей девушке. Подхватил на руки, прижал к себе, вдохнул её тонкий аромат и пошатнулся от сокрушительной боли в груди. Обвёл ещё раз затуманенным взглядом любимое лицо, поцеловал растрёпанную макушку и, едва переставляя ноги, подошёл к начёртанной пентаграмме. Буквально рухнул на колени и бережно уложил девушку на отведённое ей место. Развёл руки, чётко расположив в нужных лучах, то же самое сделал с ногами. Немножко подвинул голову и, склонившись, запечатлел на губах последний поцелуй, зажмурившись до тёмных пятен перед глазами. Оторваться от её губ, прощаясь, было самым тяжёлым, что ему доводилось делать в обеих своих жизнях.
Первые солнечные лучи багровым огнём залили комнату, позолотив девичье тело на полу. И Стэфан, прижавшись напоследок лбом к её лбу, поднялся на ноги, чтобы занять своё место в верхнем луче пентаграммы. Опустил руки по обе стороны от головы Мел и начал напевать заклинание.
Такая знакомая боль выкручивала ей кости, выворачивала суставы и сжигала разум на медленном костре. Как часто ей снилась эта боль. И всё же было в этом чувстве что-то неправильное. Раньше её разрывало на куски, раньше скулила и ревела её медведица, которую утаскивало от неё, рвя жилы и магические связи, а теперь болело то чего, уже не было давно, зажигались новые магические связи, возвращая утерянное.
Мелоре казалось, что она скулит, орёт и выгибается дугой от дикой муки, но тело её не двигалось, и разум метался, словно в клетке. Ей хотелось проснуться, но кто-то не позволял. И она могла лишь молча плакать, едва чувствуя, как струятся по щекам слёзы.