Фея некромантской общаги

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это же Барди со своими! — обсуждали в толпе набежавшие посетители, стремясь занять места поближе. — И рыжий Прон, сын кузнеца Стана.

— А Ваха Тележечник энтим верхним руки-то поломает, — авторитетно заявлял длиннобородый гномий аксакал, притулившийся со своей клюкой на краешке скамьи. Ваха был тем самым сутулым гномом с длинными руками. Тележечником его прозвали за таскание шахтерских вагонеток там, где ходы были сделаны слишком извилистыми и никакой магической механизации применить было нельзя. К компании наемников Барди он примкнул сравнительно недавно. Парни ценили его за спокойный характер и железную хватку.

— Иди на кухню, непутевая, — сказала матушка Бронна, заметив, что толку от влюбленной девицы в зале нет совсем. Да и разгоряченных начавшейся борьбой мужчин стало очень много. — Морса навари да мне сюда Рутуса покличь. Пусть этот остолоп кувшины носит — да берет те, что без оплетки. — Старуха еще раз окинула взглядом полный зал и довольно подвела итог: — Эти сейчас и не заметят, что пьют, не до того.

Хельга, фыркнув и кинув еще раз взгляд на предмет своих воздыханий, ушла на кухню. По залу стал бродить молодой полугном, разнося спиртное. Азартные вопли и подбадривающие выкрики болельщиков создавали жуткий шум, и матушка Бронна за стойкой морщилась, ожидая, когда же наконец все закончится. Как большинство и предполагало, победил Барди со своей компанией — все же привыкшие к физической работе наемники явно были сильнее. Посетители взревели, принялись поздравлять победителей, а торгашам пришлось раскошелиться.

— Вот раньше были времена, — делился наболевшим подвыпивший Барди, — можно было воевать пойти или разбойников каких ловить. А сейчас? — Он отхлебнул из кружки. — Нет, конечно, хорошо, что спокойно в мире, но вот ты мне скажи, — гном со стуком поставил кружку на стол и наклонился к не менее нетрезвому двуипостасному из бывших соперников, с которыми они решили выпить «за силу», — знаешь, как меня прозвали, знаешь?

— Ну так все знают, — покачнулся на скамье тот. — Барди Коротышка. Но ты не думай, — торгаш икнул и стал торопливо объяснять: — Зовут ведь со всем уважением, это ж просто такое отличие.

— Вот! — Перед носом перекупщика возник палец Барди, отчего глаза у него собрались в кучку. — А если бы я какой подвиг совершил, то прозвище бы получил нормальное! — Гном с сожалением посмотрел на то, как последний из его собеседников-торгашей, отключившись, сползает под стол, и грустно вздохнул. — Нет в мире теперь места подвигам. И славы теперь не видать, и почетного прозвища. Так и проживешь весь век Коротышкой.

— Не о том ты думаешь. — К нему подсел давешний дедок-болельщик. — Тебе б жениться, быстро бы дурь-то из головы вышла. Семья — это не хухры-мухры, особенно когда дети пойдут. — Древний гном, опершись на свою клюку, закивал головой сам себе. — Там, знаешь ли, каждый день как подвиг. А если жена попадется как моя Ядвига, то там тебе и война, и бандиты, и мытари налоговые каждый день.

— Не, папаша. — Барди уронил голову на руки, не в силах ее держать, в бороде застрял лист кислой капусты, глаза слипались, а пьяные мысли разбегались, как блохи, и отказывались внятно формулироваться. Но он, все же сконцентрировавшись на старике, перед тем как отключиться, пробормотал: — Сначала подвиг, не хочу, чтобы детей звали «дети Барди Коротышки».

Несомненно все это слышавшая, и не раз, матушка Бронна в очередной раз сердито подумала: «Похоже, девка моя так и не выйдет замуж, ведь никого, кроме этого Коротышки, не замечает. А ему вона что! Детей он коротышек не хочет. Так ежели мою Хельгу в жены, то дети-то поболе ростом выйдут. Мне уже правнуков бы нянчить».

Она считала выручку и почему-то вместо радости от прибыли ощущала горечь от безответной любви внучки.

Перед самым закрытием заведения, когда посетители разошлись или тех, кто был не в состоянии идти, забрали родственники и друзья, порог таверны переступила огромная мохнатая фигура.

— Ну что, старая перечница, так и не договоримся? — Громадина нависла над стойкой.

— Да отстань, не до тебя, Михеич, — отмахнулась сухонькая гномка. — Завтра гонки, отправлю Хельгу морс продавать. Девка совсем ум потеряла из-за гнома этого, бродит тенью. Опять Коротышка со своими вернулся. Теперь, пока не наймутся к кому, тут весь заработок будут пропивать да о подвигах мечтать. И ведь не отвадишь, — с горечью пожаловалась она своему старому приятелю йети, местному леснику.