Федор Достоевский

Как Раскольникову не нужны украденные деньги, так и Долгорукому не нужны деньги выигранные. Оба стремятся только к «уединенному и спокойному сознанию силы».

Но Раскольников ищет уединенное и спокойное сознание силы в гордыне, а Долгорукий – в смирении. Раскольников ради власти убивает, крадет, рискует оказаться в Сибири. Долгорукий выбирает способ осторожный, но и бесславный: скопить деньги. «…деньги, – размышляет Подросток, – это единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество». Но как разбогатеть? Он изучает свое окружение. Все стремятся к деньгам, к богатству, и все готовы на все, чтобы их добыть. Продать себя? И Анна Андреевна с легким сердцем продает себя. Подделать чек или акцию? И Стебельков их подделывает. Прибегнуть к шантажу? Ламберт и Тришатов не отступают перед этим. Но Подросток не из породы хищников. Он смиренен, и его честность – всего лишь страх. Он не станет рисковать и пускаться ради денег в опасные аферы: он скопит их копейка за копейкой. Он будет сидеть на хлебе и воде и через месяц убедится, что его попытка удалась, разве что полуголодным режимом он расстроил себе желудок. Второе испытание, которому подвергает себя маленький Аркадий, – сокращение наполовину карманных расходов. Через два года он скопит семьдесят рублей и придет к выводу, что упорство муравья надежнее подготовит будущее, о котором он мечтает.

Увы! Человек состоит не из одной целенаправленной воли. Как Раскольников, собираясь стать сверхчеловеком, вдруг сознает, что он «сволочь как другие», так и Аркадий отступает от своей цели под влиянием простых земных чувств. Не новая идея побеждает великую идею Раскольникова и Подростка, а сама жизнь. И не диалектика, подрывающая идею, заставляет их отступиться, а то лучшее, что восстает против «великой идеи» в их собственной душе.

Первое поражение Аркадий терпит при встрече с Риночкой. В Москве в доме Николая Семеновича, у которого живет Аркадий, находят подкинутого младенца. Девочку хотят отдать в приют, но Долгорукий вмешивается, нанимает кормилицу и берет на себя все расходы. Половина его сбережений истрачена, но Риночка вскоре умирает.

«Из истории с Риночкой выходило, что никакая „идея“ не в силах увлечь (по крайней мере меня) до того, чтоб я не остановился вдруг перед каким-нибудь подавляющим фактом и не пожертвовал ему разом всем тем, что уже годами труда сделал для „идеи“».

За этим первым сбоем в реализации «идеи» последовали и другие, менее достойные.

«Почему бы не развлечься и не рассеяться? Жизнь длинна и идея всегда будет со мной: я не могу ее оставить, я только не буду ею заниматься».

И «идея» ждет.

Подросток растрачивает заработанные в городе деньги на пустые развлечения: на пари, игру, костюмы, экипажи. Он пускается в интриги, связывается с разными негодяями, наконец, примиряется с крахом своей мечты, которой когда-то упивался в уединении своего «подполья». Будущий Ротшильд отказывается от роли сверхчеловека. Его отступничество не так патетично, как отступничество Раскольникова, – оно не оплачено такими же страданиями, хотя причина его – те же моральные сомнения.

Рядом с Аркадием, с этим сломленным существом, Достоевский ставит крупную пугающую фигуру Версилова, отца Аркадия Долгорукого. Версилов в какой-то степени вбирает в себя все типы персонажей Достоевского. Это характер, не разгаданный и самим автором и остающийся загадочным для читателя.

Версилов, как большинство героев Достоевского, раздваивается в любви. Он любит Екатерину Ивановну любовью-страстью, а мать Аркадия любовью-жалостью. Он чувствен. Он «бабий пророк». Но обе его любви безнадежны, ибо Версилов не способен выйти из своей замкнутости, отвлечья от себя, забыть о себе ради другого. Но ни чувственность, ни жалость не сближают людей. Истинная любовь – это не чувственность и не жалость, – они лишь составные части любви. Любовь прежде всего самоотречение, забвение себя, ибо за жалостью кроется превосходство одного человека над другим, а за чувственностью – абсолютный эгоизм. Для распутника соединение с женщиной всего лишь повод для наслаждения. Он поглощен своими собственными ощущениями; удовлетворяя свое сластолюбие, он доходит до предела отчуждения, доступного человеку.

В этом отчуждении человек теряет себя и раздваивается: «…сердце полно слов, которых не умею высказать, – признается Версилов. – Знаете, мне кажется, что я весь точно раздваиваюсь… Право, мысленно раздваиваюсь и ужасно этого боюсь. Точно подле вас стоит ваш двойник; вы сами умны и разумны, а тот непременно хочет сделать подле вас какую-нибудь бессмыслицу».

Своеволие ведет к распаду личности, к появлению двойника, демона, кривляющегося «Голядкина», от которого путь один – к безумию.

Версилов – фразер, растрачивающий себя в речах о роли России, о благе всего человечества, о любви к Богу: «Осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее… Они возлюбили бы землю и жизнь неудержимо в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность».