Читаем Федор Достоевский полностью

В первое время Федор Михайлович верил, что руководство «Гражданином» не отвлечет его от работы над собственными книгами. Но очень скоро ему пришлось ради журналистики полностью пожертвовать творчеством романиста. Новые обязанности поглощали все его время. Он вел переговоры с авторами, читал и правил рукописи (главным образом, статьи самого князя Мещерского), держал корректуру, отвечал на письма, следил за политическими событиями и, сверх того, вел свою рубрику «Дневник писателя».

В отношениях с владельцем газеты князем Мещерским Достоевский выказал себя тонким дипломатом, что удивительно для человека с таким раздражительным характером. Князь Мещерский имел претензию считать себя писателем, и Достоевскому приходилось чуть ли не полностью переписывать статьи, которые присылал ему патрон.

Он извинялся за это с изворотливостью опытного придворного:

«Любезнейших князь, Ваш ответ „С<анкт>-П<етербургским> ведомостям“ очень мило и дельно написан, но резок, заносчив (хочет ссоры) и – может быть, тон не тот… А потому и посылаю вам мой ответ. Тут включено кой-что из Вашего. Но я мог наделать ошибок; а потому посмотрите, пожалуйста».

Все-таки однажды Федору Михайловичу пришлось самому отвечать за незначительную оплошность, допущенную знатным публицистом «Гражданина».

Князь Мещерский прислал Достоевскому заметку, где приводились слова императора, произнесенные на встрече с киргизскими депутатами. Федор Михайлович не знал, что запрещалось воспроизводить устные высказывания государя и членов императорского дома без предварительного разрешения министра императорского двора. Он напечатал статью без соблюдения необходимых формальностей. За этот промах его приговорили к 25 рублям штрафа и двум суткам ареста, – сущий пустяк для того, кто в 1849 году провел несколько месяцев в Алексеевском равелине! Достоевский весело отбыл свое наказание на гауптвахте на Сенной площади. Жена принесла ему чистое белье и еду. Друзья навестили его на следующее утро. Он даже воспользовался своим заключением, чтобы без помех перечитать «Отверженные».

«– Вот и хорошо, что меня засадили, – весело говорил он, – а то разве у меня нашлось бы когда-нибудь время, чтобы возобновить давнишние чудесные впечатления от этого великого произведения».

В «Дневнике писателя», который через три года станет самостоятельным периодическим изданием, Достоевский открывает новую форму публицистики. В «Дневнике писателя» дебаты по вопросам международной политики переплетаются с интимной исповедью, мировые проблемы и мелкие заботы текущего дня – с произведениями художественной фантазии романиста. Это живая беседа с читателем о том о сем, с перескакиванием с пятого на десятое. Именно беседа, потому что Достоевский ежеминутно нападает на своего невидимого собеседника, вырывает у него возражения, подхватывает на лету его мысль и тут же, кипя негодованием, опровергает ее. Его репортажи написаны в разговорном, беспорядочном, многословном стиле, но порой он поднимается в них до библейского красноречия. Тут, на страницах «Дневника», он весь перед нами – бурлящий мыслями, захлебывающийся словами, спорящий с самим собой, топающий в гневе ногами, пророчествующий, ошибающийся, впадающий от этого в раздражение и с детской обидчивостью упорствующий в своей ошибке.

Достоевский занимал пост редактора «Гражданина» уже в течение года, когда Николай Алексеевич Некрасов нанес ему визит. Некрасов, этот живущий в роскоши поэт униженных, этот благоденствующий защитник прóклятых, был другом юности Достоевского, потом – его литературным врагом. Они не встречались много лет. Но теперь Некрасову срочно нужен для «Отечественных записок» роман, подписанный громким именем. Вот он и решил предать забвению старые распри и заручиться сотрудничеством Достоевского. Некрасов предложил 250 рублей за лист, тогда как Катков платил только 150 рублей. Достоевский, очень польщенный этим предложением, посоветовался с женой и, по ее совету, согласился представить роман в следующем году.

Одно затруднение останавливало Достоевского. «Отечественные записки» – левый журнал, большинство его сотрудников – враги Достоевского. Федор Михайлович опасался, как бы они не потребовали от него изменений в романе в духе их направления.

«Теперь Некрасов, – пишет он жене, – вполне может меня стеснить, если будет что-нибудь против их направления… Но хоть бы нам этот год пришлось милостыню просить, я не уступлю в направлении ни строчки».

Чтобы целиком посвятить себя работе над книгой, Достоевский решает сложить с себя обязанности главного редактора «Гражданина». Он даже снимает загородный дом в Старой Руссе, маленьком водном курорте Новгородской губернии, где в 1872 году проводил лето.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские биографии

Николай II
Николай II

Последний российский император Николай Второй – одна из самых трагических и противоречивых фигур XX века. Прозванный «кровавым» за жесточайший разгон мирной демонстрации – Кровавое воскресенье, слабый царь, проигравший Русско-японскую войну и втянувший Россию в Первую мировую, практически без борьбы отдавший власть революционерам, – и в то же время православный великомученик, варварски убитый большевиками вместе с семейством, нежный муж и отец, просвещенный и прогрессивный монарх, всю жизнь страдавший от того, что неумолимая воля обстоятельств и исторической предопределенности ведет его страну к бездне. Известный французский писатель и историк Анри Труайя представляет читателю искреннее, наполненное документальными подробностями повествование о судьбе последнего русского императора.

Анри Труайя

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии