Федор Алексеевич

   — Ф-у-у, невозможный ты человек, пан Тяпкин, надо будет написать в Москву, что терпеть тебя уж нет сил.

   — Пишите, пан гетман, разве я возражаю. Я и не такое терплю от ваших сенаторов.

   — Паны сенаторы не могли вам обиды чинить, пан Тяпкин, коли король вас жалует.

   — Не мне чинили, но моей вере. Когда я обмолвился о наших пленных, которых турки в полон гнали, паны не скрываясь радовались, что-де так им, схизматикам, и надо. И они ж ещё с нами союза ищут. Для чьей выгоды?

Поздно вечером при одной свече (экономии ради) Василий Тяпкин строчил очередное донесение в Москву: «Волохи и молдаване, знатные особы приходят ко мне и говорят, чтоб великий государь приказал силам своим смело наступать на Крым, а когда Бог благословит, Крым возьмут, то все христианские земли, не только Украина, Волынь, Подолия, но и волохи, и молдаване, и сербы поддадутся под высокую руку царского величества...»

Свеча светила едва-едва, Тяпкин, поплевав на пальцы, снял нагар. Немного посветлело. Он продолжал быстро, дабы при лучшем свете поспеть: «Теперь турки в большом числе стоят наготове, куда пойдут — в Польшу или к Киеву — узнать не по чему, только по некоторому тайному согласию у турок с поляками надобно ожидать турок к Киеву, и потому господари молдавский и валахский наказывают, чтоб государство Московское было в великой осторожности...»

Тяпкин насторожился, за окном послышался шорох, он бесшумно встал из-за стола, приблизился к окну. Там никого не было видно, лишь деревья шевелили тёмными листьями. «Помстилось, — подумал Тяпкин, возвращаясь к бумаге. — Пугливее зайца стал».

«...Полякам очень не хочется, чтоб Крым и помянутые земли были под властью великого государя, по причине православной веры, которая тогда бы обняла кругом области Римской империи. Поляки — ненавистники Церкви Божией. Лютеранских и кельвинских костёлов не смеют так разорять, как разоряют и пустошат восточные церкви, потому что за костёлы стоит шведский король и курфюрст бранденбургский, которые об этом в договорах написали. Поэтому здешние православные христиане просят великого государя внести в договор с Польшей, чтобы не было им гонения от католиков».

Поляки не смели задерживать почту резидента, но распечатывать её и прочитывать считали вполне приличным.

И увидев однажды в Сенате Тяпкина в окружении сенаторов, проходивший мимо король гневно вскричал совсем не по-королевски:

   — Пан Тяпкин, — и даже палкой застучал о паркет, — по твоим затейным письмам мы до сих пор не можем заключить с царским величеством союз и получить помощь.

   — А стоит ли читать эти затейные письма, ваше величество? — отвечал, бледнея, Тяпкин.

Ответ был дерзостен, это вполне оценили сенаторы и тут же истаяли, словно и не были возле русского резидента.

   — Да как ты смеешь... да я тебя... — задохнулся в гневе Собеский, но, видимо, вовремя вспомнил о своём высоком статусе, резко повернулся на каблуках, аж взвизгнул паркет, и быстро пошёл, громко стуча палкой об пол.

Тяпкин понимал, что дерзость с королём ему даром не пройдёт. И не ошибся. Вскоре его вызвали к гетману Папу.

   — Пан Тяпкин, — заговорил Пац строго. — Вы изволили в ваших письмах в Москву неверно и пристрастно излагать всё происходящее здесь у нас.

   — У меня есть глаза и уши, пан гетман. И я пишу моему государю, что вижу и слышу. И впредь буду то ж писать.

   — Но мы посвящаем вас во все наши действия ведь не ради вашей личности, пан Тяпкин.

   — Знаю, пан Пац, вы посвящаете меня в ваши лукавства, дабы я передавал их моему государю за чистую правду. Но так не получится, пан гетман, я скорее отрублю себе руку, чем обману доверие моего государя.

   — Вы потеряли доверие нашего короля, пан резидент, и потому должны немедленно уехать в Варшаву. Король не желает вас видеть в Кракове.

   — Ваш король забыл, пан гетман, что я подданный не его, а своего великого государя. И только он сможет меня выслать или отозвать. Пусть король обращается к нему, если он действительно король, а не простой шляхтич.

   — Да вы предерзостны, пан резидент, — возмутился гетман Пац. — Так знайте, король хотел отправить вас в крепость, но я уговорил его не делать этого.

   — Ну что ж, русский резидент в крепости, это б явилось прекрасным подтверждением его правоты.

   — Пан Тяпкин, я заявляю вам от имени короля, что вы немедленно должны покинуть столицу.

   — И не подумаю, пан гетман.

   — Тогда вас увезут силой.

   — Это другое дело. По крайней мере мне дорогу не придётся оплачивать. За королевский кошт я готов.

Тяпкина увезли в Варшаву, забыв, однако, что он не польский подданный. Он тут же воротился в Краков и подоспел в самый раз. Из Седмиградской земли прискакал гонец от польского резидента и привёз условия визиря столь жёсткие и жестокие, что королевскому двору было не до русского резидента.