два. Это займет примерно месяц. Все это время вы будете довольно беспомощны. В первое
время вряд ли сможете держать ложку с вилкой. С этим надо смириться сразу же.
Конс утерся простыней.
- Мне со многим приходится мириться.
*******************************************
*****************************38
- 101 -
Ричард возвращался в Дельфиний Остров в скверном настроении. В модуле у него было
два часа на размышление, и ему пришлось быть честным с самим собой. Это было
мучительно. С ним случилось то, от чего он сам предостерегал сына: он по уши влюбился в
инородное, непостижимое существо, у которого явно есть определенная цель на Земле, как-
то связанная с его семьей. Он забыл всё и всех. Он потерял голову, как подросток. Это
выглядело не только по-детски глупо, это было просто непрофессионально.
Права была Флоренсия. Права была Алина, хоть и стервочка, но проницательная
женщина. Прав был Ольгерд. Все, кроме него самого. Он один предпочитал находиться в
приятном заблуждении, пока еще не случилось чего-то серьезного. Пока Зела не добилась
своей цели, или пока ей не надоело притворяться и глотать таблетки.
Надо будет отвезти ее в замок, и пусть делает там, что хочет. И уж поскорее!
Ричард хлопнул дверцей модуля и поднялся по лестнице от набережной к гостинице.
День был прекрасный, море почти не волновалось, пахло прибоем, пирожными и кофе,
яркое солнце заползало во все щели, самоотверженно борясь с тенью и прохладой.
Он остановился перед мозаичной аркой входа, все мысли его были о Зеле, он задавал
себе вопрос, что она сейчас делает и что чувствует на самом деле. Потом понял, что скоро
взорвется от противоречивых эмоций как атомный котел, зажмурился и телепортировал
прямо в номер.
Эффект внезапности ничего не дал. Зела лежала на кровати, обнимая подушку, лица ее не
было видно, только волосы, золотыми волнами лежащие на плечах. Вокруг него образовался
холод, как всегда при телепортации. Пять секунд он ждал, когда пройдет озноб. Потом
огляделся. Что-то неуловимо изменилось в комнате: то ли запах, то ли расположение вещей.
Ему показалось, что здесь кто-то побывал. Сдвинул кресло, чтобы удобнее смотреть на
собеседника, переложил проспекты, даже графин поставил мимо подноса.
Зела обернулась. И все стало неважно: о чем предупреждал Конс, что говорила
Флоренсия, даже кто тут был в его отсутствие, - все, что только что мешало жить. Он
раскрыл объятья, она бросилась в них, увлекая его за собой на кровать, как будто они не
виделись целую вечность, голос разума испарился. Несколько минут он просто не мог
говорить, потому что был занят поцелуями: торопливыми, долгими, жадными,
насмешливыми, хищными и нежными. Он наслаждался своей женщиной, упорно не желая
ни о чем думать, он слишком долго, с самого утра ее не видел, не прикасался к ней, не
растворялся в ней. Это было такое блаженство, ради которого стоило потерять голову.
Губы ее были такими привычными, словно он всю жизнь целовал только их, и не было у
него других женщин. И запах у нее был единственный, самый желанный, хотя и вовсе не
земной. И волосы ее рассыпались в руках золотым водопадом, и глаза ее смотрели с
радостным безумством, отчего хотелось перевернуть мир, и вся она была до невозможного
любима.
- Как ты тут? - наконец спросил он.
- Ужасно, - улыбнулась Зела, - ты же знаешь, я не выношу твоего отсутствия.
- Так и пролежала целый день?
- Так и пролежала.
- И никто тебя не беспокоил?
- Никто.
Эта была неправда. Он проигнорировал и это, потому что правды от нее все равно было
не добиться.
- Что тебя больше привлекает, - спросил он с напускным энтузиазмом, - яхта, пляж,
скалы, аттракционы...?
- Ты, - сказала она серьезно, - мне все равно, где находиться. Мне интересно там, где ты.
И все, что связано с тобой.
- И мой замок?
- Конечно. Ты давно мне обещал его показать.
- Сейчас полетим или завтра утром?
- 102 -
Кажется, к такому внезапному согласию она была не готова, на мгновенье даже
растерялась.
- Завтра, - сказала она подумав.
И он понял, что у него в запасе еще целый вечер и ночь.
Вечер они протанцевали в ресторане, и все было бы прекрасно, если б он не замечал, с
каким усилием ей дается видимость хорошего настроения. Это был спектакль персонально
для него, от которого устали оба. Они прятались в объятья, они прикрывали молчание
поцелуями, они улыбались друг другу, а отворачиваясь скрипели зубами, каждый по своей
причине.
Поздно вечером, устав, опьянев и крепко обнявшись, они вышли на набережную, под
россыпи ярких летних звезд, облегченно вдыхая морской воздух.
- Ваш мир прекрасен, - сказала Зела, оглядевшись и поднимая лицо к небу, - а я знаю, где
Лебедь. И Орел. И маленький Дельфин. А как называется вон то созвездие?
- Это голова Дракона, - ответил Ричард, не глядя, скорее догадываясь, о чем она
спрашивает, - и добавил хмуро, - Зела, я не люблю смотреть на небо.
- Извини, - она как-то сразу потухла.
- Это ты извини, - сказал он, обнимая ее крепче, - из жизни ничего не выкинешь. И не
исправишь. Тем более, когда она такая длинная.
Они молча шли по набережной, и с каждым шагом отлетали секунды этой бесконечно