Федя и Данилка

Он выплыл. Но лишь увидел небо и край берега, как волна снова накрыла его с головой. Данилка изо всех сил пробивался к берегу, но волна тащила его назад. Он хотел закричать, но тут же хлебнул солёной горькой воды. Данилка решил, что он погиб, что его уже утащило от берега, что под ним уже тёмная морская глубина. В голове замелькало, как он утонет, и как прибежит на берег мама и будет кричать и плакать, и как отец бросится в море искать его…

Тут его ноги коснулись песчаного дна, и Данилка, отбиваясь от волны, выбежал на берег. Он кашлял, плакал, дрожал…

Кто-то из ребят, кажется Васятка Тимаков, кричал ему:

— В уши набрал? На одной ножке попрыгай.

Надо было прижать ухо к плечу и прыгать на одной ножке и приговаривать: «Мышка, мышка, вылей воду за дубовую колоду», — тогда вся вода из уха выльется.

А ещё кто-то из ребят, кажется Петруша Огородников, удивился:

— А говорили, что Данилка не умеет нырять! Ещё как ныряет-то!

Федя стоял около Давилки, смотрел, как он дрожит и плачет, и не знал, что делать. И зачем ему надо было наподдать этот камень? Федя знал, что Данилка нырять не умеет и боится волны. А уж если нырнул, значит, и про страх забыл, и про всё… Значит, уж очень ему этот камень нравился.

— Ну и что же? — сказал Федя. — Ну, а зато нырять научился!

Федя знал, что Давилка спорить и ссориться не будет. Он сейчас нахмурится, сожмёт губы, засунет руки в карманы и молча уйдёт. Он всегда так. Уйдёт, а потом не знаешь, как с ним и помириться. А они ещё собрались с ним сегодня к Сергею Матвеичу в долину идти.

Но Данилка не ушёл. Он прокашлялся, протёр глаза — тут и вода солёная, и слёзы солёные… Сел у самой кромки воды и стал смотреть на дно: а вдруг он всё-таки увидит свой оранжевый камушек?

Феде стало очень жаль Данилку. Уж лучше бы он рассердился или обиделся!

— Ну, хочешь, я тебе красивый-раскрасивый камень найду? А? — сказал Федя. — Хочешь, со дна достану?

Данилка покачал головой — мокрые волосы торчали у него на голове, как перья у воронёнка.

Тут подсел к ним Петруша Огородников, такой же загорелый, как те коричневые камушки, которые валялись на берегу.

— А какой он был, твой камень-то?

Потом прискакал Васятка Тимаков:

— Светлый, да? Белый такой, с разводами?

Понемногу и все ребята собрались вокруг Феди и Данилки. И всем хотелось узнать, что же это за камушек, из-за которого Данилка под волну прыгнул.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

— Он был такой чистый-чистый, — сказал Данилка, — не то розовый, не то жёлтый. А внутри — будто огонёк горит. Даже руку освещает.

Петруша Огородников в камнях понимал.

— Я знаю, что это за камень был. — сказал он. — Это был сердолик. Эх, жалко, что потерял!

— А я знаю, где этих сердоликов хоть граблями греби! — сказал Васятка. — Перейти через перевал, спуститься на ту сторону и идти по берегу до Лисьей бухты. Они там по всему берегу валяются!

— Эй, товарищ, — сказал ему Петруша, — ты ври, да не завирайся.

— Ничего не «ври»! — ещё громче закричал Васятка. Он терпеть не мог, когда с ним спорили. — А что, Костя Семёнов нам не рассказывал на сборе, что в Карадаге сердоликовая жила есть? Море её размывает да размывает, помаленьку отламывает по кусочку и на тот берег выкидывает. И ничего особенного тут нету!

— Сергей Матвеич тоже рассказывал, — проворчал Федя.

Правду сказать, Феде было очень не по себе.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Данилка пришёл домой, достал свою коробку из-под ягодной пастилы и сел на лавочку под тополем. Он открыл коробку и стал разглядывать камушки, которые в ней лежали. Это были красивые камни, хорошо отшлифованные морем, расписанные разными красками. Вот светло-серый камень, а по нему, словно волны по заливу, кривые полоски — жёлтая, зелёная, белая. Вот совсем зелёный, блестящий, с жёлтыми разводами. Вот ярко-чёрный с голубыми и розовыми крапинками. Вот нежно-лиловый с одного края и розовый с другого, как вечернее небо над морем. А вот горбатенький, как бобок. Бока у него синие, с оранжевыми пятнышками, а по спинке и по брюшку проведены оранжевые полоски. Словно сам царь морской долго сидел и расписывал этот камень тоненькой кисточкой, а потом бросил его на берег — Данилке.

Много их. Но такого, который сегодня ушёл от него в море, у Данилки не было.

И друга не было. Уж теперь-то Данилка ни за что не помирится с Федей. Что это за друг, если он такие камушки из рук выбивает?

Данилка поднял голову и долго глядел на тёмную Большую гору, на зубчатую Кок-Кая. Кок-Кая стоит над самым морем, и сейчас виден только гребеш, её, совсем синий в сумерках. Там, между Большой и Кок-Кая, — южный перевал. Через этот перевал идёт дорога в Лисью бухту.

Есть и другой перевал — северный. Тогда надо будет идти мимо каменного человека, который сидит много веков на скале и всё думает о чём-то, склонив голову. Он и сейчас виден. Вон он — высоко поднялся к потемневшем у небу, а сзади, над его плечом, висит лёгкое золотое облачко. Но солнце гаснет за дальними горами, и облачко гаснет тоже. Вот оно уже и не золотое, а жёлтое… Вот уже и не жёлтое, а чуть-чуть розовое. А вот его уже и нет совсем.