Фазовый переход. Том 1. «Дебют»

– Я, может, бестактность допускаю, но не дает мне покоя мысль – а зачем вам это все, Александр Иванович, Андрей Дмитриевич?

– Что? – не понял или только сделал вид Новиков.

– Да вообще все! Только что вернулись бог знает откуда и опять ввязываетесь. И реальность моя вам всем чужая, ваша в восемьдесят четвертом на самом деле закончилась. Не только социализм, просто нормальная жизнь. Я же ваши записки читал, Андрей Дмитриевич, и разговаривали мы… О чем только не разговаривали. Вам что, на самом деле так уж важно нынешнего российского президента с американским помирить, или Англию на благо царя Олега на колени поставить?

– А ты? – спокойно спросил Шульгин. – Ты зачем? Когда я к тебе тогда, сразу после Перевала, подошел и предложил вместе с нами над «Защитой реальности» поработать, ты ведь не послал меня подальше, согласился почти сразу.[71] Хотя «Мастера и Маргариту» к тому времени читал, а то и перечитывал…

– Ну, я! Мои обстоятельства вы лучше меня знаете. Не понимаю даже, зачем спрашиваете…

Новиков, все время занимавшийся трубкой (очень полезная вещь для отвлечения внимания собеседника от своего лица), закончил ее набивать собственной многосоставной смесью, долго и тщательно прикуривал. Только когда клуб добытого из «Петерсена» дыма наконец достиг нужного размера и плотности, он сказал с ощутимой грустью в голосе:

– Да понимаешь, Вадим, показалось нам, что пришла пора долги отдавать…

– Какие долги, за что? И кому?

– За все. Задолжали мы Отечеству! Сбежали из него, как «колбасные эмигранты», когда, может быть, наши кое-какие способности очень бы пригодились. Глядишь, мыслеформу нужную в нужный момент создали, и – вуаля! Тогда ведь ничего еще не было решено!

– Или – убрали бы вас всех, и меня попутно, чтобы у серьезных людей не путались под ногами, – негромко, словно тоже размышляя вслух, сказал Воронцов. – Вас – когда Ирину спасать кинулись, меня – когда из Антонова Замка вышел.[72]

– Если б убрали – и говорить не о чем бы было, – упрямо возразил Новиков. – Но живы же до сих пор? Значит, по-прежнему за свои поступки отвечаем. «Перестройку» в том виде, как она случилась, не допустить могли? Наверное. Дубликатор народу преподнести, чтобы, значит, ни продовольственной проблемы, ни дефицитов никаких, ни зависимости от Запада больше в России не было? Могли наверняка. И левашовский «совместитель» на благо народу использовать? Да элементарно…

– Я…

– Подожди, – остановил резким жестом Феста Шульгин. – Спросил, так слушай теперь. Мы, значит, в эмпиреи сбежали, развлекались, по мирам странствовали, всеми мыслимыми благами пользовались, а люди в это время… Ну, сам помнишь, как многим тяжко приходилось и как страна разваливалась, и тэ дэ и тэ пэ. А мы – ну будто бы «новые русские» в это время на Мальдивах отсиживались…

– Но вы же и на войне, и в Югороссии…

– Ага. Как Гусев в «Аэлите» – «Я пять (или сколько там?) республик учредил». Что от его «республик» толку, что от наших…

– Что-то тебя на самобичевание и разрывание рубашек потянуло, – скривил губы Воронцов.

– Отнюдь. Понятно, что ни дубликатор, ни СПВ нынешнему человечеству в руки давать нельзя было. И дорогу на Валгаллу открывать. Тогда, в восемьдесят четвертом… И сегодня тем более нельзя. Однако… – вместо Шульгина ответил Новиков. – Есть у Твардовского такое стихотворение:

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны.
В том, что они – кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь.
Речь не о том, но все же, все же, все же…

– Дошло? Вот и хорошо. Мы вроде бы ни в чем не виноваты и старались все делать как лучше, но – где-то там… – Андрей махнул рукой в сторону от курса парохода. – А сейчас появилась возможность кое-что поправить здесь, – он пристукнул ладонью по столу. – Причем поправить настолько кардинально… Вот потому мы и ввязались. Возможно, на это и намекал «Белый» или «Черный» игрок, якобы прощаясь с нами. Ну, вот и попробуем…

Фест, услышавший явно больше того, чем хотел узнать, кивнул головой. Продолжать тему отчего-то совершенно не хотелось.