Фатальный Фатали

Не трогай это письмо! Не трогай! На нем священный Коран! Тебя забросают камнями, несчастный!

Упростить и облегчить. Но почему именно ты?! Разве армяне посягают? А грузины?! Честолюбие? Выслужиться? Чтоб о тебе как о первом заговорили?!

Эх вы! Но у них нет этого множества написаний! И звук и шрифт как одно! Да и как иначе образовать?! Надо непременно расплавить крючки, отлить их на манер европейцев!

Не трогай!

Нанизывая смысл на смысл крючками-закорючками, сцепляя их, каждый будто соревнуется с другим по длине и витиеватости написания; но если перевести на графику европейских языков, ни один лист не уместит, это ясно, и здесь нужны упрощения, чтоб тяга к выкрутасам словесным не затемняла смысл; выстраивать караван слов, чтоб - пусть бессмыслица! - пощеголять ученоствю. Это пристрастие к длинным и слитным оборотам, доставшееся в наследство от придворных поэтов (халифата?), которые в угоду мелодическому ритму втискивают в строку бессмыслицу. "По голосу его самозабвенному и по глазам его, пылающим любовью, я понял, что он хвалит меня, но смысла не уловил".

Боже, сколько слов:

"Сладострастно светлеющее сияние сокровенных сокровищ (!), сокрытое ставнями страдающего сумрачного созвездия, сияло страстью слова, сожженного светом свечи".

И сколько ночей, понапрасну потерянных, ушло у Фатали на то, чтобы придумать - после тринадцати веков!! - новые штрихи и черточки, приведя к единству звук и его плоть, предложить - и все во имя образования народа знаки восклицания, вопроса, утверждения, сожаления, раздумья, и даже два восклицания или вопрос и восклицание, и другие их комбинации, щедро проставленные в иных сочинениях, когда в душе клокочет ярость или хочется показать тщетность усилий хоть что-то изменить в этом мире деспотии и рабства; знаки незаконченности мысли, когда автор желает не все досказать и что-то оставить на размышление читателя.

И многоточие в начале, если прежде была прервана мысль или предполагалось наличие какого-то начала. И многоточие в конце. Знаки, выражающие законченность мысли, - ведь точка может быть воспринята как спутница черточки, обозначающей букву: поди поищи, откуда она, эта точка, выпала: с Чэ или с эН?

А потом докладная записка Лелли, управляющему дипломатической канцелярией наместника, - как это соседствует, серьезное и смешное, подумал Фатали: ведь это его, милейшего управляющего, предлагал Фатали, когда летели с Александром, изгнать со всякими Жеребцовыми, Шраммами, Значко-Яворскими... - да, просьба послать свой проект "улучшенного арабского алфавита" правительству Ирана и в турецкий диван, - где, как не в этих двух могущественных (?) мусульманских государствах?! И каждому подробно разъяснить о выражении оттенков, о точках, о гласных, которых почти нет, - ускорить непременно процесс образования (?!) народа.

А султан еще не выспался после бурной ночи - такой гарем, успеть бы до каждой!

А шах? О, дерзкий еретик!

И сыновьям - ну и плодовит был! - Фатали-шаха: принцам Алигулу-Мирзе, он же министр просвещения; Фархаду-Мирзе, он правитель Фарсистана; своему будущему - но Фатали о том еще не ведает! - родственнику Бехману-Мирзе, правителю Азербайджанской провинции; самому юному из сыновей Фатали-шаха Джелалэддину-Мирзе, умнейшему из шахского рода, случается такое; новый шах Насреддин им всем внучатый племянник! эти двоюродные деды во как надоели шаху, особенно этот, последний, почти ровесники они с шахом!

Новые люди, новые имена, новые экземпляры.

Письма, прошения, записки - действительному статскому советнику и кавалеру Алексею Федоровичу Крузенштерну, возглавляет гражданское управление, чтоб испросил (так положено) разрешение у наместника - князя Барятинского - выйти на связь с европейскими учеными-востоковедами; влиятельному Аскерханбеку (мало ему "хана", еще и "бек"!), Мирзе Аликберу, переводчику при русском консульстве в Тавризе, гостил у него Фатали. Даже келагайщику - продавцу шелковых платков, Гаджи-Расулу, - маленький человек, но вхож во дворец! И мучтеиду Гаджи-Мирзе-Багиру, - очень тот расспрашивал о беглом главе мусульман-шиитов Фаттахе, а алфавит для просвещения народа лишь повод, чтоб выведать о беглом.

"Придумал (!) знаки, облегчающие восприятие текста, создал, одним словом, - резюмирует Фатали, - новый алфавит (!!) для арабского, фарси и тюркских языков".

И добавляет, что кое-кому покажется сумасбродством, но "я готов на все оскорбления ради того, чтобы образовались миллионы моих и ваших сограждан", о тупоголовые вожди: шах и султан!!

И академику Дорну. И окрыляющий ответ: "похвальный труд". Но между строк предупреждение - великий риск. Фатали понимает, что предстоит борьба, и он пишет академику Дорну:

"Я чувствовал себя человеком, пылкость и энергия которого уступили место хладнокровному благоразумию, и я спокойно стал думать о своем проекте".