– Я же вам даю шанс исправиться. Сам, лично соглашаюсь возиться с вами, – он приподнимает брови и ухмыляется, – и заниматься воспитательной работой. Хотя, мы можем и совместно с Зинаидой Михайловной взять над вами шефство. Ну что, вы меня поняли?
Я не отвечаю, разворачиваюсь и выхожу из кабинета, со всей силы шарахая дверью. Чтоб у тебя все стёкла повылетали, козлище! Из приоткрытой двери расположенного рядом моего кабинета выглядывает Зинка и, делая недовольное лицо, тут же закрывает дверь.
Шефство он возьмёт, вот же скотина. Меня долго ещё трясёт, и я сижу в учительской и не могу успокоиться. Заглядывает Трегубова, видит меня и с удивлением спрашивает:
– Алиса, а вы чего не на уроке?
– Да понимаете, Наталья Степановна, меня в кабинет не пустили.
Я рассказываю завучу, что со мной произошло, не особо делая упор на сексуальных намёках, потому что доказать здесь ничего невозможно. Да и сама я не до конца верю, что дело обстоит именно так. Директор наш паяц редкостный, так что часто и не поймёшь, что именно он имеет в виду.
– Ну, Кузьмищев что-то уж совсем в креатив ударился. Я с ним переговорю, попробую вразумить, а то он не пойми что творит уже.
Подбодрённая завучем, я постепенно отключаюсь от этого происшествия, и мои мысли возвращаются к Робу. Здесь тоже всё непросто. Я с удивлением замечаю в себе радостное ликование и учащение сердечного ритма при упоминании о нём. Таких ярких чувств я не испытывала, может быть, даже со времён школы.
Но есть в этом всём что-то странное и тревожное. Все эти встречи в течение всей моей жизни, одержимость... Пока я не могу осознать, что это будет для меня значить, но сосредоточиться на мыслях не получается из-за необходимости вести уроки.
Когда раздаётся последний звонок, я бегу к выходу чуть ли не раньше учеников. Мы с Робом не договаривались о планах на вечер, и я даже не знаю увидимся ли мы сегодня. При мысли об этом я испытываю разочарование. Не нужно раньше времени к нему привязываться, но с сердцем, как известно, сладу нет. В общем, не знаю, увидимся ли мы сегодня, но ноги сами несут меня отсюда.
Перед выходом я сталкиваюсь с козлищем. Не самое приятное завершение рабочего дня.
– С работы вы, я вижу, вовремя уходите, без опозданий, – говорит директор елейным голосом и усмехается. – Завучу решили пожаловаться? Глупо, Алиса Вадимовна, я же ей не подчиняюсь. Вы не знали что ли?
– А я не жаловалась, Анатолий Евгеньевич, просто наблюдениями делилась.
Мы выходим на школьное крыльцо.
– Смотрите, как бы вам не пожалеть. Вы по-хорошему не понимаете, судя по всему, – уже довольно зло шипит директор, но я в этот момент на него уже не смотрю.
Моё внимание, так же как и внимание большинства мальчишек, выбегающих из школы, привлекает чёрный спортивный автомобиль, припаркованный неподалёку.
– О, смотри, “Ламбо”.
– Ну-ка, сфотай меня...
– Ух-ты! Крутая тачка!
И всё в таком духе. А посреди этой суматохи и гама, летящего на всю округу, стоит мужчина в чёрных брюках и чёрном свитере. В руках он держит огромный букет из тюльпанов.
– Роб, это мне? – спрашиваю я, подбегая к нему ближе. Я сияю и лучусь радостью. – Какая прелесть! Обожаю тюльпаны.
– Я знаю, – улыбается он и целует меня в щёку. – Едем?
Я киваю, даже не спрашивая куда.
– А это что за тип на крыльце? Твой поклонник? Взгляд от нас не отрывает, замер, как вкопанный. – Роб чуть мотает головой в сторону крыльца.
Я оборачиваюсь и смотрю на Кузьмищева, наблюдающего за нами.
– Это козлище, директор школы. Крайне неприятный тип.
– Расскажешь?
– Нет. Много чести о нём разговаривать.
– Тогда подвозить его мы не будем.
Я забираюсь под драконье крыло открывшейся двери и устраиваюсь в машине. Я в ней уже была. Один раз... Когда у нас с Робом было впервые. Было впервые? Ого! Я уже не думаю, что он меня изнасиловал? А я и тогда так не думала...
Машина издаёт грозный рык, радуя глазеющих на нас мальчишек, и меня вжимает в жёсткое кожаное сиденье. Я помню запах этой машины. Здесь как и в тот раз пахнет кожей и… Робом. Его необъяснимым запахом мирры и пряностей.
– Куда поедем? – поворачиваюсь я к нему.
– Ко мне. Хочу показать тебе свой дом.
Он роняет на меня внимательный взгляд и торопливо добавляет:
– Сможешь уйти сразу, как захочешь.
Может и не захочу, думаю я, но вслух этого не произношу.
– Поняла. Ну, и где ты живёшь?
– Сейчас увидишь. Ты не против Якиманки?
Я не против. И ещё, я не волнуюсь, вернее совсем не трушу, а даже наоборот. Сердце радостно отстукивает немного ускоренный ритм, предвкушая прекрасный вечер.
26. Чертог великанов
Я чувствую неясное тянущее томление под ложечкой. Мы вдвоём, и это немного волнующий момент, потому что мы едем к нему домой и оба знаем, что будем там делать. Я млею и ликую, тревожусь и жду, без конца повторяя себе, что всё это как-то слишком внезапно и непонятно.
Мы подъезжаем к зданию, похожему на мануфактуру девятнадцатого века и машина ныряет в подземный гараж.
– Ой, а почему гараж такой маленький? – удивляюсь я.