Она в одиночестве сидела в гостиной и ловила себя на том, что непроизвольно хмурится, строит гримасы, качает головой, размахивает руками и делает угрожающие жесты, словно участвует в каких-то горячих дебатах, но некому было выслушать слова, которые рождались в ее голове. Эшли еще спала наверху, и скоро надо было ее будить. Хоуп и Кэтрин ушли покупать продукты к обеду и, по всей вероятности, обсуждали свалившееся на них бедствие. Салли была оставлена на страже.
Она чувствовала, как учащенно бьется ее сердце. Они находились на распутье, и было неясно, какие пути доступны им.
Откинув назад голову, Салли закрыла глаза.
«Я все делала неправильно, — думала она. — Я все испортила».
Вздохнув, она подошла к письменному столу, где они держали вырезки из газет и журналов и старые фотографии, не столь ценные, чтобы выставлять их в рамке, но будившие воспоминания, с которыми жаль было расставаться. Порывшись в ящике, она нашла то, что искала: фотографию своих родителей. Оба умерли слишком молодыми: отец погиб в автомобильной катастрофе, мать доконало больное сердце. Салли не могла бы сказать точно, почему ей так надо было отыскать эту фотографию, но чувствовала потребность посмотреть им в глаза. Ей казалось, что их взгляд придает ей уверенности в себе. Оставшись после смерти родителей одна, она ухватилась за Скотта как за соломинку, вопреки собственным сомнениям относительно того, что она собой представляет и что ее ждет в будущем; она убедила себя, что с ним будет
Шум в комнате Эшли прервал ее горькие размышления. «Только одно можно сказать с уверенностью, — подумала она, — мать пойдет на все, чтобы защитить своего ребенка».
— Эшли, ты встаешь?
В ответ раздался протяжный стон, спустя несколько секунд Эшли ответила:
— Да, мам. Привет. Сейчас спущусь, только почищу зубы.
Салли хотела ответить, но тут зазвонил телефон.
Звонок заставил ее похолодеть.
Определитель абонента сообщил ей только, что это «частный звонок».
Закусив губу, Салли сняла трубку.
— Слушаю. Кто это? — произнесла она со всей возможной адвокатской холодностью.
Ей ничего не ответили.
— Кто говорит? — резко потребовала она.
По-прежнему молчание. Даже дыхания не было слышно.
— Черт побери, оставьте нас в покое! — прошипела она. Слова ее пронзали тишину, как гвозди. Она бросила трубку.
— Мама, кто это? — крикнула Эшли дрогнувшим голосом.
— Да никто. Агент из издательства насчет подписки на журнал. — Не успев произнести это, Салли спросила себя, почему она побоялась сказать правду. — Ты спускаешься?
— Да, сию минуту. — Дверь спальни закрылась.
Салли снова взяла трубку и набрала *69, номер справочной службы. Механический голос автоответчика известил ее, что под номером 413-555-0987 зарегистрирован телефон-автомат в Гринфилде, штат Массачусетс.
«Это близко, — подумала она. — Меньше часа езды».
Повесив трубку, Майкл О’Коннел хотел сначала ехать дальше на юг, где, как он знал, его ждет Эшли, и воспользоваться моментом. Все, что говорила Салли, выдавало ее слабость. Он закрыл глаза и представил себе девушку. Кровь сразу побежала по жилам, словно электрический ток. Он дышал медленно и неглубоко, как пловец, настраивающий дыхание перед прыжком в воду.
Он сказал себе, что если помчится прямо сейчас к ее дому, то сделает именно то, что
А стоит ли спешить?
Пускай поживут в тревоге, просыпаясь по ночам и вздрагивая при каждом шорохе. А вот когда их бдительность ослабнет от усталости, напряжения и сомнений, тогда-то он и появится. Когда они меньше всего будут этого ожидать.
О’Коннел потопал ногой по тротуару, как танцор, поймавший ритм.
«Даже пока я здесь, я все равно там, с ними», — сказал он себе.
Майкл О’Коннел окончательно решил, что сегодня торопиться не будет. Его любовь к Эшли была способна терпеть чрезвычайно долго.
На этот раз она попросила меня встретиться с ней в полночь около приемного покоя спрингфилдской больницы. Когда я спросил, почему в полночь, она объяснила, что устроилась работать в больнице на общественных началах две ночи в неделю и в этот колдовской час обычно делает перерыв.
— А что за работа? — спросил я.