Собрав чемодан, я вышла вместе с ним в коридор. Тяжело вздохнула. Оттуда открывался вид на все комнаты, и я разглядывала каждую, мысленно прощаясь навсегда. Снова плакала, стиснув зубы. Наверное, я бы ещё долго не смогла выйти за порог квартиры, если бы вдруг не почувствовала очередное покалывание в животе. Я решила присесть, чтобы успокоить малыша, поговорить с ним. Объяснить, что скоро мама возьмёт себя в руки и будет счастливой ради него. Мне нужно было только время собраться. Совсем немного времени. Но оказалось поздно.
Я увидела, как бежевые штаны окрасились в красный цвет. Почувствовала, как теплая влага стекает вниз по ногам. Сердце оборвалось.
— Нет-нет-нет, – повторяла про себя, как заклинание.
Сквозь пелену в глазах набрала номер скорой помощи. Они забрали меня из квартиры через десять минут вместе с чемоданом. Жаль только, что не ногами вперёд в чёрном пакете – так было бы намного легче.
Прижимая ладонь к животу, я молилась, чтобы с малышом ничего не случилось. В машине скорой помощи врач, видя моё состояние, пыталась приободрить. Рассказывала случаи, когда удавалось спасти плод. Просила меня не унывать. Спрашивала, кому может позвонить и сообщить, что со мной случилось. А я понимала, что НИ-КО-МУ! Я потеряла всех. Единственная, кому я могла набрать и попросить поддержки – бабушка. Но я не хотела так сообщать ей о беременности. Не хотела, чтобы переживала. Решила, что справлюсь со всем сама.
В больнице врач сделал мне узи и сообщил, что сердцебиение у плода остановлено. Я не хотела принимать это. Мне казалось, что такого со мной не может произойти.
«Мой малыш жив. Разве он может покинуть меня?» – внутренний голос старался успокоить меня.
Я вертела головой из стороны в сторону, отрицая реальность. Я говорила врачу, что он ошибается, что такого не может быть. Казалось, что я слышу и чувствую сердцебиение своего ребёнка.
— Посмотрите получше! – потребовала я, – Уверена, что вы ошибаетесь!
Врач посмотрел на меня с сожалением и вновь повторил:
— Сердцебиения нет. В ближайшие дни плод сам выйдет. Ощущения будут, как при месячных. Через неделю приходите на повторное узи. Если что-то останется, мы сделаем чистку, – он говорил так, будто это было важно в тот момент.
Мир вокруг меня разломился на две части. Единственное что держало меня от того, чтобы не свихнуться в тот период – это мысль, что внутри меня зарождена жизнь – плод нашей с Ираклием любви. И вот мне сообщают, что его не стало… Всё рухнуло и потускнело.
Я старалась не плакать в кабинете. Шла по коридору, держа руку на животе и поглаживая его. Меня сотрясали слёзы, которые я держала в себе. И лишь дойдя до уборной, я позволила себе разрыдаться, скатившись на пол.
— Почему? Почему ты ушёл от меня? – шептала душе, покинувшей моё тело. – Ты обиделся, что я так поступила с твоим папой? Поэтому?
Я смотрела в одну точку. Словно впала в транс, в голове на повторе бился вопрос: «почему?».
Не помню, когда и кто нашёл меня в таком положении и отвёл в палату, но очнулась я только на следующий день. С огромной дырой в сердце.
За одни сутки я потеряла любовь и плод этой любви. Все эти дни я успокаивала себя мыслью, что, несмотря на то что Ираклия больше не будет в моей жизни, на свет появится часть его и будет всегда рядом. Я успокаивала себя мыслью, что смогу подарить ребёнку ту любовь и заботу, которую больше никогда не смогу подарить его папе.
Но итог оказался жестоким. Судьба не хотела оставлять мне ничего от Ираклия. И я начинала её ненавидеть.
***
Последующие дни были сродни аду. Я уехала к бабушке, чтобы спрятаться в её объятиях. Рассказала правду. Про Вальтера, про то, как заставила Ираклия бросить меня. Умолчала только про беременность. Решила не разбивать её хрупкое сердце.
Она плакала вместе со мной, но продолжала быть сильной. Поддерживала и ухаживала за мной. Успокаивала и убаюкивала по ночам, как в детстве. Ей было горько от происходящего. Она не понимала, почему я приняла такое решение. Убеждала, что Ираклий должен знать правду о людях, которые его окружают. Но я оставалась непреклонной и взяла с неё клятву ни при каких обстоятельствах никому ничего не рассказывать.
Эта была тяжёлая неделя для меня. Я не могла принять свою новую реальность. Ту реальность, где я просыпалась утром и не могла больше обнять, позвонить или написать Ираклию, чтобы пожелать ему доброго утра. Всё казалось затяжным диким сном. Разве, возможно, чтобы нас больше не было? Разве, возможно, чтобы я больше его не любила?
Я продолжала отрицать факт выкидыша – касалась живота и поглаживала его. Говорила с ним, признавалась в любви, просила быть сильным. Я наивно предполагала, что в моей жизни ещё возможны чудеса, и крошечное сердце сможет забиться. Но каждый раз, когда видела кровь на нижнем белье, начинала сотрясаться и плакать. Я старалась делать это за закрытыми дверьми, не на глазах у бабушки. Но знаю, что она всё слышала и чувствовала. Знаю, как больно ей было. Но у меня не было сил, чтобы держать всё в себе и не причинять ей боль.