Фаталист

Бормотание, доносившееся из вивисекционной, стало громче. Теперь было слышно, что слова произносятся не по-русски. На французский тоже не похоже. Доктор поднял голову. Может, заглянуть – проверить, чем там занимается странный посетитель? Не испортил бы труп… Впрочем, вряд ли что-то еще может навредить Грушницкому, с привычным цинизмом подумал Вернер. Мысли вернулись к исследованию, которое могло бы восстановить его репутацию и сделать знаменитостью не только в Пятигорске, но и во всей России. «Да что России! – замечтался доктор. – Во всей Европе!»

Не в силах усидеть на месте, он вскочил и несколько раз прошелся по комнате. Остановился напротив тела Карского.

Почему трупы «вели себя» так странно? Они должны были испытать какое-то особенное воздействие – иного объяснения быть не может. Что убийца сотворил с ними? Ввел некий не известный медицинской науке, препарат? Экзотическое снадобье? Кажется, у Вернера где-то был трактат голландского миссионера, описавшего множество видов африканских и восточных ядов. Вспомнить бы, где он…

Звучание голоса за дверью изменилось. Доктору даже показалось, что говорит кто-то другой. И, кажется, теперь уже по-русски. Он подошел ближе и прислушался. Да, это был диалог. Один человек задавал вопросы, а другой… но никакого другого в вивисекционной не было! Вернер почувствовал, как внизу живота возникает что-то холодное, мерзкое. Страх! Он сделал еще пару шагов по направлению к двери, но вдруг остановился и с облегчением усмехнулся: ну конечно! Вот болван! Это сторож зашел и разболтался с посетителем. Надо бы его выставить, но тот, наверное, и сам справится. А может, он нарочно позвал сторожа, чтобы тот перевернул тело.

Доктор развернулся и подошел к небольшому книжному шкафу, где держал самую необходимую литературу – в основном, справочники по судебной медицине. Трактат о ядах тоже мог затесаться сюда, потому что отравление – частая причина смерти, особенно там, где много женщин, а обстановка располагает к любви и приключениям.

Вернер перебирал пальцами старые и новые корешки, пробегая глазами названия, вытисненные на латыни, русском, французском и немецком. Сочинение голландца пока не попадалось…

Его отвлекла от поисков тишина. Похоже, вивисекционная опустела. Во всяком случае, оттуда больше не доносилось голосов. Должно быть, москвич удовлетворил свое любопытство и ушел по-английски. Это доктора вполне устраивало. Он оставил книжный шкаф – успеется еще – и направился в соседнюю комнату, но сначала приоткрыл дверь, чтобы убедиться, что там действительно никого нет.

Раевич исчез. Сторожа тоже не было. Наверное, они вышли вместе. Неважно. Главное, что теперь Вернер мог вернуться к работе. Он как раз намеревался провести вскрытие Грушницкого, когда явился москвич и нарушил его планы. Доктор приблизился к столу, на котором лежал труп. Он не был укрыт простыней – похоже, его тщательно осмотрели, да так и оставили.

Вернер случайно прикоснулся кончиками пальцев к металлическому столу и тут же отдернул руку: его неожиданно ударило током! Что за черт?! Доктор отвернулся, чтобы выбрать инструмент, подходящий для вскрытия грудной клетки. Он предпочитал классический Y-образный разрез сверху донизу. Он сложнее новомодного «от грудины до лобка», но гораздо удобнее при дальнейшей работе.

Вернер проверил винтовые распорки, которые требовалось вставить в разрез, чтобы ребра оставались открытыми. Кивнув самому себе, доктор взял ручную пилу и вернулся к столу.

Вначале он не понял, что изменилось. Просто почувствовал некую странность.

Осознание пришло через мгновение, когда Вернер встретился взглядом с Грушницким, чья окровавленная голова оказалась повернута набок.

– Что-то задумали, доктор?! – выплевывая сгустки крови, прошепелявил мертвец и начал медленно садиться. Его левая рука висела как плеть, зато другая двигалась вполне сносно.

Вернер попятился, споткнулся о столик с инструментами, опрокинул его и сам полетел на пол вслед за ним. Больно ударился поясницей и крестцом, но не мог отвести глаз от изломанного и покрытого кровью трупа, норовившего слезть на пол.

Грушницкий спустил ноги и попытался встать на них, но не удержался и рухнул вперед, едва не подмяв под себя Вернера.

Увидев его изуродованное лицо, покрытое ранами, обнажавшими череп, в каких-то двух футах от своего, доктор наконец закричал.

– Тсс-с-с! – брызгая слюной, прошипел Грушницкий и схватил Вернера правой рукой за горло.

* * *

Спустя пять минут Григорий Александрович вошел в дом Лиговских. Лакей доложил о нем и провел в гостиную, где ждала княгиня. Лицо у нее было взволнованное.

– Я рада, что вы зашли к нам, Григорий Александрович, – сказала она. – Мне нужно с вами поговорить очень серьезно.

Печорин молча сел в кресло. Он ожидал чего-то подобного.

Княгиня помолчала, не зная, с чего начать. Глаза ее покраснели, пухлые пальцы стучали по столу. Наконец она начала прерывистым голосом:

– Послушайте, мсье Печорин, я думаю, что вы благородный человек.

Григорий Александрович поклонился, одновременно и благодаря за лестное мнение, и соглашаясь с ним.