Fatal error: вне игры

Перейти в сидячее положение получилось легко. Очень приятно, ведь это значит, что серьёзных повреждений действительно нет. Но на этом хорошие новости закончились, потому что обстановка уверяла обратное.

У человека, который обнаруживает себя в такой обстановке, просто обязаны найтись самые серьёзные повреждения.

Очень серьёзные. Нет, даже, более чем, серьёзные. И ещё он не должен дышать, а тело его обязано быть холодным. Комнатной температуры.

Но у повреждений нет. Вообще нет. Дыхательная система работает, сердце бьётся, и температура тела уж точно не комнатная. Даже с большим пальцем на ноге всё в порядке. Просто, кто–то зачем–то туго обкрутил его тонкой проволокой. Слишком туго, металл впился глубоко в кожу, пережав кровеносные сосуды.

На проволоке болталась бирка с набором ни о чём не говорящих цифр и букв, а также одной очень понятной надписи, из которой следовало, что носитель этой бирки является неопознанным трупом, что противоречило здравому смыслу по многим причинам. Ну, например, покойников на холодный кафельный стол помещают без одежды, а она есть. Пусть не по сезону, пусть незнакомая, не своя, но есть. Обуви нет, это да, но, может её, сняли только лишь затем, чтобы нацепить бирку.

И ладно, надо начинать с того, что трупы не проявляют и тысячной доли от такой активности. Нет, ни о какой смерти не может быть и речи.

Помещение походило на гибрид морга и камеры пыток. Голые стены, покрытые темно–зелёной краской, открытая проводка, протягивающаяся к дешёвым запылённым светильникам, длинный металлический шкаф. И четыре большие стола с замызганным кафельным покрытием.

С первым всё понятно, именно он служил ложем до момента пробуждения, на втором и третьем с одинаково–ошеломлённым видом расселись двое мужчин. Одеты тоже не по–зимнему, оба босые, с такими же бирками на больших пальцах.

На четвёртом столе, в окружении инструментов, вызывающих устрашающие ассоциации с палаческим ремеслом, лежало что–то, очень похожее на выпотрошенное человеческое тело, частично накрытое омерзительно–грязной простынкой. Похоже, что туловище полностью вскрыто, мягкие ткани и рёбра раздвинуты в стороны, заметно, что внутренние полости опустошены, из них удалены все органы, наполовину выглядывающая голова выглядит кошмарно. Хочется верить, что это муляж, но обстановка и гадкий запах заставляют подозревать самое плохое.

Здесь всё выглядит очень по–настоящему. И даже почти нулевых медицинских познаний хватает понять, что это не вскрытие усопшего по всем правилам, это работа мясника.

— Да что тут такое? — рассеянно–бессмысленно пробормотал ближайший мужчина.

Этот заметно постарше дальнего. Лет тридцати пяти, фигура и состояние лица выдают закоренелого противника активного образа жизни. Обычный, среднестатистический, для такого возраста не настолько уж и запущенный. Да и второй очень на него похож, просто лет на семь помоложе. По их виду понятно, — они не посвящены в суть происходящего. Значит, нет смысла терять время на попытки общения с теми, от кого вряд ли получишь ценную информацию.

Пол оказался таким же холодным, как и кафель. И очень грязным, в босые ступни всё время впивались какие–то мелкие угловатые предметы. Неприятно, но несколько шагов можно перетерпеть.

Идти пришлось к столу, занятому телом. Не очень–то хотелось это делать, но что поделаешь, если именно на нём лежал неумолкаемо звенящий телефон. В то, что кто–то именно в этот момент ошибся номером или решил поболтать с выпотрошенным покойником, не верилось.

Экран у телефона мертво–чёрный, и клик пальцем его не оживил. Но случилось другое, — звон затих, вместо него послышался громкий, чётко выговаривающий каждое слово, мужской голос: