Фата Моргана. Зов далеких планет

Раз, два, три, четыре,
Три, четыре – чудеса.
Все хорошие детишки
Попадут на небеса.
Раз, два, три, четыре.
Три четыре – дальше пять.
Всем плохим детишкам
Придётся подождать.

Мне не хотелось стукаться головой во второй раз. Так его не взять, во всяком случае, не голыми руками. Сидя на полу, я взглянул на него. Потом понял, что он старикан – взаправду старикан. Всё лицо у него было в морщинах и, хотя вокруг головы у него имелась реденькая бахрома седых волос, макушка была совсем лысая. Всё остальное тело у него было закрыто этими сверкающими одёжками. Я никогда ещё не видел таких старых, кроме как на записи – он словно вышел из движущихся картинок.

– Где Марси?

Если старикан – Ал, возможно, он сумеет мне ответить. Иногда от Алов этого можно добиться.

Есть цвет один на свете
И есть другой, и третий.
Их дальше можно счесть:
Четыре, пять и шесть,
Всего их будет семь,
Мы их сочли совсем.
Ответ за тобой,
Который цвет твой?

Он указал на меня. Похоже, он ожидал какого-то ответа. Он что, имел в виду плиту, на которой я сидел? Если так – она была красная, он и сам мог это видеть. Правда, если он налопался таблеток – тогда, конечно, никаких цветов не разбирает.

– Красный, – сыграл я наудачу. Может, сумею задержать его разговором, пока не придут парни, хотя на это надежды мало – Шиму предстоит пройти долгий путь.

Ты слишком большой,
Дверь слишком мала.
Путь этот – не твой.
Такие дела.

И снова покачал головой, словно по какой-то причине вправду жалел меня.

– Слушай… – я старался быть терпеливым, как с Алом, когда от него обязательно нужно чего-нибудь добиться. – Марси была здесь. Ты указал на неё – она исчезла. Где она теперь?

Он снова запел:

Строй из камня, кирпича,
Кирпича, кирпича.
Вот опора – так крепка,
Простоит она века…

Как-то он дал мне понять, что все его песенки имели смысл, если я сумею его найти. И этот намёк, что я уже слишком большой…

– Почему я слишком большой? – спросил я.

А и Б сидели на трубе.
Скажи, который год тебе?

Марси была малышкой. Маленькой, юной. Она подходила. Ему нужны были малыши. Я был слишком большой, слишком старый.

– Не знаю… возможно, мне около шестнадцати… я так думаю. Но мне нужна Марси…

Он начал приплясывать, будто собирался в танце закружиться по залу, но при этом продолжал смотреть всё тем же странным выражением «как-мне-тебя-жаль».

Увидев, поверить – не поймёшь!
Увидев, поверить – не пройдёшь!
Уверовать – это удача.
Поверив, увидеть – вот в чём задача.

Я попытался в этом разобраться.

Увидев, поверить, поверив, увидеть…

– Ты хочешь сказать… малыши… они могут поверить во что-то, даже не видя это? А я… я не могу поверить, пока не увижу?

Он кивнул, но взгляд его стал нетерпеливым, как у кого-нибудь из малышей, когда он выкинет какую-нибудь штучку, и ждёт, когда она до тебя дойдёт. Не обидную штучку, а смешную, забавную.

– И я слишком старый?

Глядя на меня, он покачал головой.

Небо голубое
Всё, но не с тобою.

Голубое небо… Снаружи! Но небо давно уже не было голубым – оно было грязным, отравленным. Весь мир Снаружи был отравлен. Мы слышали предупреждения из говорителей каждый раз, как доходили до старых запечатанных ворот. Голубого неба нет – и никогда не будет. И если Марси Снаружи… умирает…

Я указал на него, как он указывал на малышей. Я не знал его игры, но мог попытаться сыграть в неё, и если это единственный способ найти Марси – я в неё сыграю!

– Я слишком большой – может быть, и я слишком старый – может быть. Но я могу стараться до тех пор, пока не получится! Даже если тогда я превращусь уже в такое старичьё, как ты! Поэтому…

Я отвернулся от него и пошёл прямо к той линии цветных плит, по которой шли они, и встал там, а он смотрел, слегка склонив голову набок, словно прислушивался, но не ко мне. Под моими ногами вспыхнули огни. Он всё время смотрел. Я собирался показать ему, что буду делать то, что сказал – ходить взад-вперёд, пока не провалюсь через дыру в полу.

Однако я прошёл, и ничего не случилось. Поэтому я развернулся, вернулся назад, готовый начать сызнова.

– В этот раз, – произнёс я, – ты скажешь громко и ясно – ты скажешь всё, как в прошлый, когда ушли малыши.

Сначала он затряс головой, отступил назад и замахал руками, отгоняя меня. Но я стоял, не двигаясь. Я почти боялся, что он исчезнет, что меня бросят одного в этом огромном пустом зале, где не откроется для меня никаких ворот. Но теперь он не выкинул этого фокуса с исчезновением.

– Орри… – подсказал я.