Фасс! О юных собаководах

Из клуба вышли целой толпой.

— Верочка, послушай, что я расскажу, — пошел рядом с ней Игорь.

— Опять о своей Дарзи? Все уже знаю.

— Вера, не смейся, я ведь серьезно.

— Ну, не обижай его, Верочка, — смотри, совсем скис парень. Рассказывай, Игорь! — хлопнул его по плечу Абакумов.

— Прошлым летом мы жили на даче, — начал Игорь.

— И Дарзи сама прибежала из города.

— Вера, как не стыдно? Зачем?.. — набросились все на Веру.

— Я не буду больше рассказывать, — обиделся Игорь и отошел в сторону.

— Игорь, давай лапу, больше не буду. Даю комсомольское, — протянула Вера Игорю руку.

— Ну, смотри! — Игорь опять подошел к компании.

— Рассказывай, я вся — внимание, — и Верочка, оттолкнув Вовку, пошла рядом с Игорем.

— Задавала! — буркнул Вовка.

— Поехали мы в прошлом году на дачу в деревню, — снова начал Игорь. — Дом сняли большой, а что во дворе колхозный ледник — не знали. Хозяев предупредили, что Дарзи очень злая; пока не привыкнет, чтобы они на нашу половину не ходили. Вдруг ночью я слышу — Дарзи зарычала и, сорвавшись с места, кинулась в сени. Спросонья я не мог понять, в чем дело, но все же вскочил и бросился за ней. В сенях никого не было, только под полом слышалось рычанье. Вдруг что-то тяжелое упало, и снова послышалось характерное для Дарзи рычанье с подвизгом. Я знал, что так она рычала только во время борьбы., «Дарзи, Дарзи!» кричу я, а сам с ужасом думаю: «Вдруг она уже кого-нибудь загрызла насмерть?!»

На крик и шум выскочил хозяин дома, за ним еще кто-то. Словом, людей — полный двор.

«Лезь в подпол!» кричит хозяин и буквально столкнул меня в открытый люк. Что-то теплое и мокрое ткнулось мне в лицо.

«Дарзи!» снова крикнул я.

Дарзи жалобно заскулила.

«Что ты тут наделала? Что наделала?» говорю я.

Я хотел поднять ее голову, но нащупал липкую кровь.

«Идите сюда с фонарем! — крикнул я наверх. — Не бойтесь».

То, что мы увидели при свете фонаря, заставило нас вскрикнуть. Опрокинутые бидоны с молоком, брызги крови, кусочки одежды — все это говорило о жестокой борьбе. Недалеко лежал револьвер с окровавленной ручкой. Я посмотрел на Дарзи. Ее голова была изуродована, челюсть разбита. Около нас лежал незнакомый человек. Он был без сознания.

Раненого вытащили из подполья. Дарзи я вынес на руках.

«Придется вам съехать, — хмуро сказал хозяин, обращаясь к моей матери. — Виданное ли дело — человека загрызать!»

«Вы должны были предупредить, что у вас колхозный ледник, в который по ночам люди лазают», сказала моя мать.

«Вообще будете по суду отвечать, гражданка», произнес кто-то, как я потом узнал, председатель сельсовета.

Я боялся даже попросить воды, чтобы промыть раны моей Дарзи. Мама плакала. Народ хмуро косился на меня и на пострадавшего. Какая-то женщина оказывала ему первую помощь, он застонал.

Председатель поднес лампу к лицу незнакомца.

«Кто его знает? Вроде не из нашего села?» спросил он присутствующих.

Все начали подходить по очереди, недоуменно переглядывались и отходили, покачивая головами.

«Не наш человек», наконец сказал какой-то старик.

Тут милиционер подоспел.

«Что за собрание? Что случилось? Откуда раненый?»

Начали ему рассказывать. Друг друга перебивают, кричат. В чем дело, толком никто сказать не может, а только и слышно: собака да собака, — уж очень разозлились они на Дарзи.

«Давай пострадавшего на подводу, — распорядился милиционер. — В больницу свезем, там разберемся, что за человек. А вы все расходитесь. Я вместе с председателем повезу».

Ну и ночь была! Я от Дарзи и не отходил. Промыл ей голову. Часть зубов была выбита, оставшиеся все шатались.

Я плакал, — не смейся, пожалуйста, Верочка, — над своей любимицей и боялся, что колхозники ее добьют. Я решил с первым поездом увезти ее в Москву. Забинтовал ей голову и уложил на кровать. Мать оплакивала меня, говоря, что из-за проклятой собаки я теперь попаду под суд, вообще пропаду. Словом, слезы, жалобы, просто хоть беги.

Вдруг входит председатель и с ним еще двое: милиционер и какой-то незнакомый.

«Где твоя собака?» спрашивают меня.

«Собаку не дам», отвечаю, а сам перед кроватью стал. Думаю, грудью буду Дарзи защищать.

«Да она не нужна нам, дай только поглядеть на нее».

«Не дам!» кричу и чувствую: еще одна минута, и я расплачусь, как маленький.

«Да что ты? Успокойся! Твоя собака — герой, она врага задержала», подошел ко мне милиционер: догадался, верно, что я чувствовал.

Но его слова даже не дошли до меня. Зато мать сразу все поняла, усадила гостей и стала расспрашивать. Тут мы узнали, как Дарзи из преступницы превратилась в героя.

«Видим, человек чужой, — говорит председатель, — заехали по дороге за председателем колхоза, — кивнул он головой на третьего гостя, — ну, приехали в больницу. Там раненого раздели, а в кармашке-то планчик, как в наше село пройти, и порошок стрихнина. Он, значит, отравить  продукты хотел, что для отправки были приготовлены, а вот ваша собака и не дала ему зло такое совершить. Хорошая у вас собака, — обратился он ко мне. — Здоровье-то ее как? Ведь он ее, видимо, ручкой револьвера измолол, а стрелять побоялся. Но она-то его отделала как — страсть!»