Фасс! О юных собаководах

— Счастливо отделались, — сказал папа. — В этом возрасте щенки редко переносят чуму. Ваше счастье, что погода была жаркая.

— Да, мог остаться без собаки, — согласилась с ним Лана.

Часть четвертая

Матрос

— Мальчики, — влетела на террасу Лана, — у нас сегодня вечером костер. Приходите обязательно, а сейчас мне некогда, надо к костру готовиться. Придете?

— Придем. Да подожди…

Но Лана была уже за калиткой. Она очень спешила. Сегодня с самого утра шла подготовка к костру. Обещали притти гости из соседнего лагеря, и ребята решили не ударить лицом в грязь.

В одном углу сада слышалось пение, в другом — под бубен шла пляска. Около сосны Ваня Ивин громко читал стихи. Лана за сараем репетировала с Тросом и общие приемы и инсценировку задержания нарушителя. Вожатый старшего отряда со своими ребятами прилаживал на поляне огромную ель, врытую в середину большой, выложенной из дерна пятиконечной звезды.

Лана и не заметила, как наступил теплый августовский вечер; только горн звонко напомнил ей о приходе гостей.

Быстро поужинали и, построившись, с песней пошли через село к поляне.

Около кооператива Дима и Вовка присоединились к колонне.

— Как дела? — спросил Дима.

— Ох, и работает же Трос! — радостно ответила Лана. — Не сорвет, я в этом уверена. Скажешь ему «фасс!», так уж не выпустит — будьте покойны.

— А почему же ты его не ведешь?

— Да понимаешь, вот приехал докладчик из Москвы и попросил, чтобы я дала ему Троса, — кивнула головой в сторону Лана.

— И он пошел?

— Ага, я сама удивилась, ты только посмотри!

Рядом с начальником клуба шел летчик, а около него радостно прыгал Трос.

— Значит, он его раньше знал, — решил Дима.

Лана не успела ответить.

— К зажжению костра смирно! — отдал команду начальник лагеря.

Разговоры стихли, и только дробь барабана далеко разносилась в тишине.

Ель вспыхнула громадным факелом.

— …На костре присутствуют… — рапортовала дежурная по лагерю.

Барабанная дробь смолкла. Все уселись.

— Костер посвящается дню авиации, кстати у нас гость — летчик. — И широким жестом начальник лагеря пригласил войти в круг летчика, игравшего с Тросом.

— Расскажи нам о своих полетах, товарищ!

Летчик, совсем еще молодой человек, был смущен шумными приветствиями, на которые не скупились ребята.

— Мне бы хотелось сказать о своих полетах потом, а сейчас я расскажу вам об одном случае из моей земной жизни. Хорошо?

Все ребята уселись поудобнее и приготовились слушать.

— Это было несколько лет тому назад. Был я такой же пионер, как вы, а на летние каникулы поехал в гости к своему отцу. Он был мобилизован на колхозную работу. В то время колхозы только что начали организовываться.

Район, где работал мой отец, был далеко от станции железной дороги, вроде как ваш лагерь.

Местность глухая, дорога трудная. Лошадь была хорошая, а до села еле-еле доехали. Остановились у большого, на две половины, дома. В одной половине отец жил, а в другой, через сени, — хозяева.

На крыльце, когда мы подъезжали, стоял паренек. Он по-хозяйски подошел к лошади, похлопал ее по шее, поправил гриву, взял из рук отца вожжи, оглядел меня с ног до головы и ухмыльнулся. Мне он тоже показался забавным: лицо круглое, волосы на глаза свисают, нос курносый и весь в веснушках.

— Вроде тебя, — шепнула Диме Лана.

Дима только отмахнулся.

— Вид у паренька, — продолжал летчик, — был необыкновенно боевой, и видно было, что он непрочь в любой момент подраться.

«Ну, знакомьтесь, нечего петухами друг на друга смотреть. — И отец подтолкнул меня к парнишке: — Это мой Колька, а это Митяй, сын хозяйский».

Я протянул руку, и Митяй с силой ее сжал. Паренек был крепкий, хоть и мал.

«Давай коня отведем, а потом в бабки пойдем играть», сказал он. Коня повели во двор. Двор был крытый, и вот тут-то, ребята, признаюсь, я струхнул: совершенно неожиданно из темного угла на меня бросился пес. Хорошо, что он на цепи был, но, сделай я еще один только шаг, быть бы мне в его лапах.

«Куда лезешь? Не подходи — разорвет», оттолкнул меня Митяй.

Я никогда не видел таких собак. Громадная, как медведь, рвется ко мне, хрипит от злобы, пена из пасти брызжет.

«Ему еще и году нет», похвастался Митяй, подошел и погладил собаку.

Я очень любил собак и никогда их не боялся. У меня в кармане был хлеб, я его бросил, но пес даже не понюхал, а опять кинулся на меня.

«Пойдем, чего там, ишь, невидаль какая!» потащил меня Митяй на улицу.

Летчик на мгновение замолчал.

Ярко вспыхнул подброшенный в костер хворост. Тихо сидели ребята, только изредка хлопал кто-нибудь себя по голым ногам, убивая надоедливого комара.

— Ну, а как собака? — не утерпела Лана.

— Собака? Собака не тронула хлеб, и когда, набегавшись, мы шли домой, она еще злее начала на меня бросаться.

«Эх ты, укротитель! — пренебрежительно сплюнул Митяй. — А вот вечером не выходи! Спускаем Матроса. Вцепится — ни от тебя, ни от галстука ничего не останется».

Но мне захотелось обязательно приручить Матроса. Я носил ему по нескольку раз в день хлеб, кости и даже сахар. Понемногу стал он ко мне привыкать, но близко к себе никак не подпускал.