Фарт

Предполагалось, что после конференции станочников Катенька поедет в качестве представительницы Косьвинского завода на межобластное совещание стахановцев. Уже и речь ее для этого совещания была составлена, уже и командировочное удостоверение подготовлено, и деньги на командировку выписаны. И вдруг приказ: командировочное удостоверение вернуть, деньги отдать назад в кассу, вместо Севастьяновой на межобластное совещание стахановцев поедет другой товарищ.

Тут Катенька не выдержала. Нужно получить точный и ясный ответ — в чем дело? Так продолжаться не может. Она отлично понимала, что ее метод оказался неверным, не оправдал себя, но не ее же в этом вина. Ведь и директор, и главный инженер, и начальник цеха, и Климцов — все поддерживали и хвалили ее. Почему же и она оказалась опороченной вместе с неверным методом? Разве из-за того, что метод не оправдал себя, она перестала быть передовой работницей механического цеха?

И Катенька Севастьянова собралась к директору выяснять отношения.

Секретарша директора Софья Ильинична впустила ее в кабинет Абакумова, когда директор говорил с кем-то по телефону.

Раньше Катенька чувствовала себя в директорском кабинете совершенно свободно. Впрочем, так же как и везде на заводе. Не дожидаясь приглашения, она проходила прямо к столу директора и садилась в большое мягкое кресло. Теперь, против обыкновения, она остановилась в нерешительности у двери. Она и сама не смогла бы объяснить, что такое с ней приключилось. Директор продолжал свой разговор, бросая отрывистые, короткие слова в своей всегдашней властной, начальнической манере, грубоватым, бодрым голосом, точно он уже забыл о выводах областной комиссии, а она стояла у двери жалкая, потрясенная, несчастная, и ждала, когда он кончит.

— В новом-то мартене? Ну, знаешь, там у меня орудуют такие орлы! — говорил директор. — Будь уверен, меня рабочий класс не подведет…

«Орлы», «рабочий класс не подведет»… Да ведь такими же словами Абакумов говорил о ее работе, о ее достижениях!

Кончив говорить, Абакумов положил трубку, бросил на Катеньку короткий, исподлобья, хмурый взгляд и спросил:

— Вам что?

Он что, не узнает ее?

— Я хотела выяснить, Николай Гаврилович… — начала Катенька тихим, неуверенным голосом.

— Где работаете? — прервал ее Абакумов.

— Кто, я? — вконец растерявшись, переспросила Катенька.

Неужели директор вдруг забыл ее? И почему на «вы»? Ведь он всегда встречал ее бодрым возгласом: «Привет, рабочий класс, как здравствуешь?»

— На шлифовке же, Николай Гаврилович…

— Ах, на шлифовке? Ну, и с чем пожаловала?

«Ага, вот хоть перешел на «ты»…»

— Да я по поводу вил. Раньше-то я…

— Как фамилия?

— Чья? Моя?

Катенька похолодела. Неужели она так изменилась в результате всех неприятностей, что директор не узнает ее? Что происходит? Может быть, она заболела и не понимает того, что говорит директор? Или директор заболел — ему неожиданно отказала память?

— Да ведь я Севастьянова! — сказала Катенька и от полнейшей растерянности по-детски постучала себя пальцем в грудь.

— А-а, Севастьянова! Как же, как же, я вас сразу узнал. Так что вы хотите?

И вдруг простая и всеобъясняющая мысль пробилась сквозь затуманенное сознание молодой женщины и обожгла ее: да ведь он просто не захотел узнавать ее! Не захотел ее узнавать, как живую свидетельницу своего начальнического позора!..

— Ничего, спасибо, — сказала тогда Катенька, повернулась и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

ГЛАВА XXXIV

Теперь, после отъезда областной комиссии, программа действий была ясна. У руководителей заводского коллектива остался один путь для достижения успеха — не легкий, искусственно созданный, а трудный, творческий, требующий напряжения всех сил, единственно правильный и продуктивный путь.

Потерпев неудачу с возвеличиванием несуществующих достоинств выдуманного метода, Абакумов сманеврировал и, что называется, повернулся лицом к нуждам нового мартена. Теперь он делал все от него зависящее, чтобы помочь цеху, тем более что терять ему было нечего. Веря или не веря по-прежнему в силу цеховых работников, теперь он выполнял все их требования. Нужно повысить тепловой режим — пожалуйста, теперь он позволит себе роскошь пойти на риск; реорганизовать работу транспортного отдела — пожалуйста, он не возражает; какие-то новшества в организации производства предлагает Соколовский — что ж, он и на это готов пойти. Ну, а большего и не нужно было мартенщикам от директора. С остальным они способны были справиться собственными силами.

Начав с решающего — с повышения тепловой мощности печей, они скоро достигли ощутимого успеха.

Заново были проведены необходимые расчеты, усилена огнеупорная кладка, причем по предложению Шандорина впервые на Косьвинском заводе для кладки центральной части свода применили особостойкие огнеупорные материалы. И первым Шандорин, а за ним остальные сталевары начали борьбу за повышение показателей.