Фарт

На минах «Спрута», поставленных в Босфоре, спустя три недели после операции подорвался «Бреслау». Крейсер выходил в море для отражения атаки русских кораблей на Гераклийский угольный район. Мина взорвалась под четвертой кочегаркой правого борта крейсера. Отсек тотчас заполнился водой. Германо-турецкий крейсер осел на правый борт. Волоча за собой тяжелые султаны дыма из своих четырех высоких некрасивых труб, в сопровождении вызванных на помощь канонерских лодок и двух миноносцев он с трудом вошел в док Стении.

Немцы воспользовались идеей Чупрова и спускали со стапелей один подводный минный заградитель за другим. Русское морское министерство продолжало считать подводный заградитель недостаточно проверенным в действии.

1946

ДВЕ ТЫСЯЧИ МЕТРОВ НАД УРОВНЕМ МОРЯ

I

Нестор Бетаров прилетал на своем мотоцикле нежданно-негаданно, точно снег на голову, и только затем будто, чтобы взять очередную метеосводку.

На дне ущелья ревела река. Это была светло-зеленая горная река, не знающая покоя ни летом, ни зимой. В любые времена года с неуемной яростью перекатывала она гальку, рвала береговые скалы, обгладывала камни, свалившиеся с гор. Зима здесь, в горах, наступала рано. Внизу, «на плоскости», как говорили местные люди, только-только убрали урожай, а в горах уже шел снег, свистели свирепые вьюги. Но никакой, даже самый лютый мороз не мог сковать осатанелую реку, только еще отчаяннее металась она на каменном ложе, еще отчаяннее охлестывала белой пеной дикие берега.

А над сумасшедшей горной водой резвилась маленькая оляпка; здешние люди называли ее водяным воробьем. Грудь у птички была белая, ножки коралловые, перышки черно-бурые, блестящие, одно к одному, точно облитые смолой. Она быстро перелетала, вернее, перескакивала с камня на камень, такая юркая, что за ней едва поспевал глаз. То и дело оляпка бросалась за кормом в самую пучину, в самый злой водоворот, туда, где сильнее всего с однообразным буйством вздымало на камнях и рвало ледяную воду. И каждый раз казалось, что птичка погибла. Проходила минута-другая, и вдруг как ни в чем не бывало оляпка выпрыгивала из воды в добром десятке метров ниже по течению, и ни единой капли не срывалось с ее тельца! Она усаживалась на камень и принималась коротким клювом чистить смоляные перышки, просверливая все вокруг насмешливыми черно-фиолетовыми буравчиками глаз.

Мотоцикл Бетарова на короткое время забивал речной шум; взлетала пыль на крутом повороте тропинки; на секунду Бетаров пропадал за сизым обломком скалы, — и вот он, собственной персоной, перед ступенями гидрометеорологической станции.

Он глушил мотор, и тотчас, как звуковой фон в радиоприемнике, все пространство близлежащего мира снова заполнял равномерный, непрестанный гул реки.

Что ж, метеосводку так метеосводку!.. Только никто на станции не верил, что Нестор Бетаров приезжает сюда из-за одних лишь сведений о погоде.

Дед Токмаков говорил неодобрительно:

— Что ты газуешь, парень, шумишь без толку? Дохлое твое дело, Нестор, уж поверь ты мне.

Но Бетаров не смущался. Добродушно посмеиваясь, он отвечал Токмакову с деланным безразличием:

— Служебная надобность, дед. Без прогноза погоды мы жить не можем.

— Как же, как же! Очень нам хорошо известно, это самое, какая такая надобность! — ворчал дед Токмаков, топорща бороду, и укоризненно покачивал тяжелой головой. — Ничего у тебя не выйдет, парень. Для нашей Татьяны Андреевны ты, это самое, непримечательная личность. Мотоциклетки, думаешь, она не видела?

Бетаров слезал с мотоцикла и, похлопывая по ладони перчатками с широкими раструбами, посмеиваясь, шел в дом. Он знал, что его здесь не встретят как желанного гостя, но это не имело для него никакого значения.

II

Дом гидрометеостанции, громоздкий, сложенный из серых камней, словно старинная горская крепость, стоял над рекой в узкой горной впадине. Всего на два-три часа в сутки проникали сюда прямые солнечные лучи. В остальную часть дня солнце совершало свой круговорот за горными кряжами, за ослепительными снежными куполами и только высоко над домом задерживалось на лобастых замшелых склонах.

Вблизи гидрометеостанции шагали со скалы на скалу, потом взбирались по угрюмым кручам и уходили за перевал к шахтам цинкового рудника — в соседнее большое ущелье — исполинские опоры подвесной канатной дороги. Бесшумно в неумолчном гуле реки проплывали над скалами металлические вагонетки, — к перевалу двигались пустые, из-за горного хребта груженные цинковой рудой: обогатительная фабрика находилась на плоскости, у самого подножия гор.