Фарт

— Катенька, Катюша! — закричал он, перегибаясь через перила.

Она не откликнулась и не остановилась.

Что делать? Павел Александрович смутился, оробел, его решительность и напор иссякли. Сердце его сжималось от жалости к Катеньке, но что делать, он не знал.

Мимо него промчалась Марья Давыдовна.

— Идемте, идемте, Павел Александрович! Сейчас будем начинать! — крикнула она.

Он медленно пошел за ней.

Раскрасневшаяся от хлопот, запыхавшаяся, в своем любимом серебристом платье, Марья Давыдовна вбежала в маленькую гостиную и, не здороваясь, бросилась к Зинаиде Сергеевне. Белая нитка в иголке, приколотой на груди, развевалась от ее движений. Слева поблескивал орден.

— Что вы делаете, Зинаида Сергеевна? — закричала она. — Все готово, а вас нет. Идемте скорее!

Она схватила Зинаиду Сергеевну за руку и потянула за собой.

— Буря и натиск, — определил Муравьев.

— Марья Давыдовна, поздравьте Степана Петровича. Он сегодня двенадцать и одну десятую дал, — сказал Соколовский. — А Севастьянов за ним вплотную… Кстати, где он?

— Да не может быть! Это по случаю нашего концерта, Степан Петрович! Спасибо и поздравляю. Жаль, что мне сейчас некогда, — быстро проговорила Турнаева.

Тяжело вздыхая, Подпалов ушел за женой. За ним поднялись остальные и вышли в фойе.

Скоро Подпалов вернулся.

— Сейчас начнут, — сообщил он.

Вера Михайловна вдруг вспомнила, что забыла приготовить цветы.

— Ну, какие цветы! Не надо, — попытался было отговорить ее Подпалов.

Но Вера Михайловна уже кричала через все фойе:

— Павел Александрович! Дядя Павел, нужны цветы. Мы забыли.

— Сделаем! — издали не соответствующим его решительному обещанию печальным голосом отозвался дядя Павел.

Грянул звонок, и двери в зрительный зал раскрылись.

…Между тем Катенька сбежала вниз и в опустевшем от публики вестибюле лицом к лицу столкнулась с Севастьяновым. Ни разу со дня разрыва не встречались они наедине.

С маленьким комнатным лимоном в руках Севастьянов входил с улицы. Катенька чуть не налетела на него с разбегу. Севастьянов остановился. Он смотрел на свою бывшую жену вопросительно и отчужденно, и только злые искорки запрыгали у него в глазах. Катенька виновато взглянула на него, заметила отчуждение, заметила злые искорки и опустила голову. Севастьянов молчал.

— Я такая несчастная, — тихо сказала Катенька.

Пока Севастьянов собирался с ответом, в вестибюль с улицы вошли Абакумов с женой. Они понимали, что опаздывают, и, видимо, торопились.

Ни отойти, ни отвернуться Катенька не успела. Абакумов снова, как у себя в кабинете, не узнавая ее, приветливо, насколько умел, осклабился при виде Севастьянова и широким жестом протянул ему руку.

— Привет будущему чемпиону!.. Люся, знакомься, один из наших лучших сталеваров, — обратился он к жене. — Ну, увидимся, увидимся на концерте…

Катенька быстро пошла вон из вестибюля.

Севастьянов замешкался, хотел было что-то сказать ей вдогонку, но лишь потоптался на месте и зашагал к лестнице за четой Абакумовых.

ГЛАВА XXXVIII

Неоштукатуренные, исцарапанные стены в полумраке кулис, колосники и штопаные задники, какие-то толстые провода, лежащие на полу, тишина зрительного зала за занавесом, запах пыли и краски — все позабытые ощущения сцены нахлынули на Зинаиду Сергеевну, когда она попала за кулисы. Ее номер был не скоро, она ходила взад и вперед вдоль задней стены и не могла сосредоточиться. На сердце было тревожно, хотелось пить и чтобы поскорей наступил ее выход. А там — как-нибудь…

К ней подошла маленькая девочка на тоненьких ножках в розовых туфельках и в балетной пачке, похожей на бумажный абажур.

— Тетя, скажите, вы настоящая актриса? — шепотом спросила девочка.

— Нет, деточка, — ответила Зинаида Сергеевна, — не настоящая. А ты?

— Я тоже нет. Я первый раз. Я из школы, — сказала девочка. — Но вы-то, тетя, наверно, не в первый?

— Почти что в первый, деточка.

— Очень страшно.

— Это пройдет, ничего, — сказала Зинаида Сергеевна.

Девочка ушла, успев только с отчаянием покрутить головой, а Зинаиде Сергеевне стало еще страшней.

На сцене началось выступление заводского драмкружка. Из-за пыльной декорации зазвучали молодые, несдержанные голоса. Наступала тишина, хлопали выстрелы, одноактная пьеса двигалась не спеша по драматургическим тропинкам и проселкам, уготованным для нее автором. К Зинаиде Сергеевне за кулисы прибегала Турнаева, приходил, тяжело дыша, Иннокентий Филиппович, а она все не могла справиться со своим страхом.

После небольшого антракта выступал шумовой оркестр, потом пел вилопрокатчик Окороков, избавившийся от бронхита, потом танцевала девочка на тоненьких ножках. Потом объявили выход Зинаиды Сергеевны.

Она вышла. Раздались аплодисменты. Страх провала с новой силой охватил ее. Ей казалось, что она все забыла, что она не сможет произнести ни одного слова. Только об этом она теперь и думала.

Но когда послышались знакомые аккорды, сами собой возникли в памяти слова:

Трубадур идет веселый, солнце ярко, жарок день,
Пышет зноем от утесов, и олив прозрачна тень.