Фараон

‘Кажется, я понял, где мы находимся. Впереди земля резко обрывается в ущелье реки Саттакин. Судя по его следам, Панмаси опережает нас не более чем на полчаса. Нам грозила опасность наткнуться в темноте на его арьергард. Однако я почти уверен, что Панмаси остановил свой отряд в ущелье, чтобы дать отдых и напоить лошадей. Они, очевидно, выставили пикеты, чтобы прикрыть свой задний след, но мы все еще скрыты от них этими складками земли там - и там.- Я указал на них, а потом повернулся и посмотрел в ту сторону, откуда мы пришли.

- Наша лучшая альтернатива - отступить, а затем сделать широкий круг, чтобы опередить его, пока его люди отдыхают. Затем, когда они снова начнут двигаться, они все еще будут следить за своим задним следом, но мы будем находиться впереди них.’

Никто из них не возражал, даже Серрена. Поэтому мы повернули и пошли обратно на значительное расстояние к югу. Затем мы развернулись широким полукругом на восток и переправили лошадей через реку Саттакин, прежде чем она вошла в ущелье и побежала вниз, чтобы соединиться с Нилом.

Мы продолжили свой полукруг и наконец увидели неровную тропу, идущую из Луксора вдоль восточного берега Нила. Мы осторожно приблизились к ней, и когда мы были в нескольких сотнях ярдов от нее, я пошел вперед один пешком, оставив остальную часть нашего отряда скрытым в удобном вади. Когда я добрался до дороги, то испытал облегчение, но не удивился, не обнаружив на ней следов или других примет недавнего пребывания людей.

Река Нил лежала всего в миле или около того к западу и была самым популярным маршрутом для большинства перевозок между Луксором и Абу-Наскосом. Как я и надеялся, Панмаси все еще задерживался на переправе через реку Саттакин, уверенный, что за ним не следят. Нам удалось опередить его. Я бежал по краю дороги, перепрыгивая с кочек травы на пучки сорняков, чтобы скрыть свои следы, и искал неприметный овраг, который мог бы послужить засадой. Это было трудно, потому что холмы вдоль реки Саттакин были почти полностью лишены деревьев, а трава была скудной и редко превышала колено.

Однако боги благоволили мне, как это часто бывает. Я обнаружил неглубокий овраг, идущий параллельно дороге, который был почти незаметен с расстояния пятидесяти шагов, что было приблизительно расстоянием, отделявшим дорогу от оврага. Это была также идеальная дальность поражения для наших изогнутых луков. За нашим оврагом был неприметный выступ скал, который обеспечивал почти идеальное укрытие для наших лошадей. Им требовалось только двое из нашего отряда, чтобы ухаживать за ними. Остальные из нас лежали в овраге, каждый со стрелой в луке, и последующие стрелы были наготове в наших правых руках.

Восходящее солнце едва поднялось над горизонтом на четыре пальца, когда мы услышали стук множества копыт по каменистой поверхности дороги, поднимавшейся вверх по откосу от реки Саттакин. Я устроил пучок травы на краю оврага, чтобы скрыть глаза и макушку, когда выглянул наружу. У каждого второго человека в засаде, голова была значительно ниже губы, а лицо прижато ко дну оврага. Я намеренно делаю различие между полами тех, кто подчинялся моим указаниям, и тех, кто не подчинялся.

Серрена была прямо позади меня и, следовательно, вне моего поля зрения. Все мое внимание было сосредоточено на дороге передо мной и приближающейся по ней колонне людей. Я понятия не имел, что ее голова была поднята и что она использовала меня и мой пучок травы в качестве прикрытия. Она уже привыкла к классическому приседанию лучника, с насаженной на тетиву стрелой и яркими, как у орла, глазами, когда он сосредотачивается на своей жертве за мгновение до того, как начнет наклоняться.

Я позволил Панмаси увести своих людей глубоко в мою ловушку, прежде чем открыл рот, чтобы крикнуть своим людям, чтобы они выпустили свои стрелы, но я был потрясен в тишине безошибочным звуком тяжелого изогнутого лука, который с сорока-дебеновым весом тянул, выпуская стрелу всего в нескольких дюймах от моего левого уха. Это был звук, похожий на треск тяжелой плети бычьего хлыста, многократно усиленный ее близостью. Стрела пролетела мимо моего уха в жидком солнечном пятне. Только такой острый глаз, как у меня, мог проследить полет этой стрелы.

Во главе приближающейся колонны всадников Панмаси был обнажен по пояс. Его шлем и нагрудник были привязаны к седлу сзади. Как и большинство людей, следовавших за ним, он сильно вспотел в жарких лучах раннего солнца. Стрела Серрены поразила его чуть ниже места соединения ребер и на три пальца выше пупка в центре живота. Она погрузилась до оперения, и сила ее подняла его из седла и отбросила назад.. Он изогнулся в воздухе, и я увидел наконечник стрелы, торчащий из середины его спины. Должно быть, она перерезала ему позвоночник, и он кричал от шока и агонии раны. Это был смертельный удар, но, судя по месту раны и углу наклона древка стрелы, ему потребуется некоторое время, чтобы умереть. Серрена нацелила свой выстрел, чтобы убить неизбежно, но и убить медленно и безжалостно.