Фараон

Тем удивительнее, что слух этот очень быстро облетел всю страну. Очевидно, он распространялся при содействии храмов, ибо только жрецы обладали секретом передачи известий в течение немногих часов из одного конца Египта в другой.

Тутмосу никто прямо не говорил об этих гнусных слухах, но начальник фараоновой гвардии на каждом шагу чувствовал их действие. По поведению людей он догадывался, что прислуга, рабы, солдаты, поставщики двора говорят о сумасшествии царя, умолкая лишь тогда, когда их мог услышать кто-нибудь из придворных.

Наконец раздраженный и встревоженный Тутмос решил поговорить с фиванским номархом.

Явившись к нему во дворец, Тутмос застал Антефа возлежащим на диване в зале, половина которого представляла как бы цветник, заполненный редкими растениями. Посредине был фонтан розовой воды. По углам стояли статуи богов. Стены были расписаны картинами, изображавшими деяния знатного номарха. Стоявший у изголовья черный невольник охлаждал господина опахалом из страусовых перьев. На полу сидел писец нома и делал доклад.

Лицо Тутмоса выражало такую тревогу, что номарх сейчас же отправил писца и невольника и, встав с дивана, осмотрел все углы, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

– Достойнейший отец госпожи Хеброн, моей досточтимой супруги, – начал Тутмос, – по твоему поведению я вижу, что ты догадываешься, о чем я хочу говорить.

– Фиванский номарх должен быть всегда предусмотрительным, – ответил Антеф. – Я предполагаю также, что начальник гвардии его величества не мог почтить меня визитом по пустому делу.

С минуту оба смотрели друг другу в глаза.

Наконец Тутмос сел рядом со своим тестем и прошептал:

– Ты слышал подлые слухи, которые враги государства распространяют о нашем повелителе?

– Если речь идет о моей дочери Хеброн, – поспешил ответить номарх, – то заявляю тебе, что теперь ты ее господин и не можешь иметь ко мне претензий.

Тутмос небрежно махнул рукой.

– Какие-то недостойные люди, – продолжал он, – распространяют слухи, будто фараон сошел с ума. Ты слышал это, мой отец?

Антеф покачал головой так неопределенно, что это могло означать как подтверждение, так и отрицание.

Наконец он сказал:

– Глупость человеческая необъятна, как море. Она все может вместить.

– Это не глупость, а преступные интриги жрецов. В их распоряжении есть человек, похожий на его величество, и они пользуются им для своих подлых махинаций.

И он рассказал номарху историю грека Ликона и о его преступлении в Бубасте.

– Об этом Ликоне, который убил ребенка наследника, я слышал, – сказал Антеф, – но где у тебя доказательства, что Мефрес арестовал Ликона в Бубасте, привез его в Фивы и выпускает в царские сады, чтобы он там разыгрывал сумасшедшего фараона?

– Вот потому-то я и спрашиваю у тебя, достойнейший, что делать? Ведь я начальник гвардии и должен охранять честь и безопасность нашего господина.

– Что делать? Что делать? – повторил Антеф. – Прежде всего стараться, чтоб эти безбожные слухи не дошли до ушей фараона…

– Почему?

– Потому что случится большое несчастье. Когда наш господин услышит, что Ликон притворяется сумасшедшим и выдает себя за него, он разгневается, страшно разгневается… Конечно, он обратит свою ярость против Херихора и Мефтеса… Может быть, только посердится… Может быть, заключит их в тюрьму… Может быть, даже убьет… Но что бы он ни сделал, он сделает, не имея против них достаточно улик. А что тогда? Современный Египет уже не любит приносить жертвы богам, но еще заступится за незаслуженно обиженных жрецов… А что тогда? Я думаю, – сказал Антеф, – это будет конец династии.

– Как же быть?

– Выход один. Надо найти этого Ликона, – продолжал Антеф, – и доказать, что Мефрес и Херихор прятали его и заставляли изображать сумасшедшего фараона. Это ты должен сделать, если хочешь сохранить милость господина. Улик! Как можно больше улик! У нас не Ассирия. Верховных жрецов нельзя наказывать без суда, а никакой суд не осудит их без достаточных улик. Да и откуда у тебя уверенность, что фараону не подлили какого-нибудь одурманивающего зелья? Ведь это было бы проще, чем посылать ночью человека, не знающего пароля и никогда не бывавшего во дворце и парке… Говорю тебе: про Ликона я слышал от кого-то, кажется от Хирама. Но не понимаю, каким образом Ликон мог бы в Фивах проделывать такие чудеса.

– Кстати, – перебил его Тутмос, – где Хирам?

– Сейчас же после вашей свадьбы уехал в Мемфис и на этих днях был уже в Хитене.[130]

Лицо Тутмоса опять приняло озабоченное выражение.