Фараон

Клеопатра надеялась, что Цезарь не завещал Октавиану того, что сам считал самым ценным своим качеством: покровительство Фортуны. Но царица все же опасалась, что после смерти Цезаря Фортуна принялась лихорадочно озираться по сторонам в поисках того, кого могла бы связать с собою, и выбрала Октавиана. Быть может, Фортуна решила, что этот мальчишка, столь явно обделенный дарами природы, куда больше нуждается в ее внимании, чем такой человек, как Марк Антоний, который и так уже обладал массой преимуществ: возрастом, опытом, храбростью и мужеством, искусностью в управлении государственными делами, хитростью, талантом оратора и красотой. Быть может, Фортуна обдумывала и кандидатуру Антония, но в конце концов пришла к выводу, что он и так уже достаточно благословен. И потому одарила своей благосклонностью ничем не примечательного мальчишку, который возвысился лишь благодаря завещанию Цезаря. Фортуна была безраздельно предана Цезарю — вплоть до того самого момента, когда отошла в сторону и позволила врагам пронзить его кинжалами. Должно быть, она почувствовала себя потерянной без постоянно предъявляемых требований своего любимчика, подобно матери, чей единственный сын уехал учиться и ей оказалось не на кого изливать свою великую любовь.

Но даже если Октавиан и не унаследовал тесных отношений Цезаря с Фортуной, не приходилось сомневаться: именно она послала ему Марка Агриппу. Агриппа был наделен стратегическим гением Цезаря вкупе с его же готовностью идти на риск. Агриппу никто не любил, но, похоже, это не имело значения. Суровый, лишенный обаяния, он был полной противоположностью Антонию, который властвовал над людьми именно благодаря своему очарованию.

— Не знаю, удача это или мудрость, но стратегия Агриппы великолепна, — сказал Антоний. — Он напал на Метону с юга, так что нашему флоту пришлось покинуть северную базу на Коркире, чтобы прийти Метоне на помощь. Тем самым Агриппа расчистил Октавиану путь через море. Одним внезапным налетом он отрезал нас от снабжения и высадил свои войска. Он что, заранее знал, что у нас на уме? Затем мы двинулись в Амбракийский залив, дабы встретиться с Октавианом, а Агриппа захватил Патры! Я не верю, что все это было спланировано. Октавиан не может быть настолько умен. Мне кажется, боги благосклонны к нему.

Со своим небольшим флотом Агриппа описал по морю круг и захватил врасплох царя Богуда, командовавшего войсками Антония в Метоне. Богуд попал в засаду и был убит; после смерти царя его люди впали в замешательство и быстро сдались Агриппе. Уже одно это было победой, но Агриппа рискнул всем, чтобы захватить базу, служившую вратами в Египет, откуда к Антонию поступали деньги, продовольствие и припасы. И вот уже несколько месяцев еду приходилось доставлять по узким, крутым горным тропам, на плечах местных жителей-греков. Клеопатра слыхала, будто солдаты хлестали их плетьми, чтобы заставить работать. Ее это не удивляло. Голодные люди не отличаются ни терпением, ни добротой. Болотистая местность, в которой им пришлось встать лагерем, кишела насекомыми. Люди слабели от недостатка пищи и становились легкой добычей для болезней, гнездящихся в этих болотах.

— Ну что ж, тогда мы должны действовать, и побыстрее, чтобы вернуть себе благосклонность богов, — нетерпеливо сказала Клеопатра. Ей хотелось обсуждать не волю богов — в этом смысле положение и без того было достаточно обескураживающим, — но волю своего полководца. — Нам следует напасть на них первыми, пока они сами не атаковали нас!

— Ты так уверенно говоришь, что нам следует делать! Тебе не хватило того, что мы уже сотворили? Хочешь, чтобы мы и впрямь поверили в утверждение Октавиана о том, что ты не успокоишься, пока не водворишься на Капитолии, словно безумная богиня войны? Этого ты хочешь, Клеопатра? Неужели ты втайне все время именно к этому и стремилась? Войти в Рим во главе своей армии и поставить его на колени? Ты что, вправду думаешь, что римские солдаты пойдут за тобой в свою собственную страну?

Теперь случалось, что Антоний разговаривал с ней очень резко. Тревога, естественным образом сопровождающая неудачи, изгнала утонченность из их отношений.

— В таком случае тебе следовало оставить меня и воевать одному.

— Не думай, что мы не обсуждали этот вариант, — огрызнулся он. — Но это непрактично. У тебя деньги и флот.

— Хвала богам, что я все еще чего-то стою!

Должно быть, Антоний заметил промелькнувшую на лице Клеопатры боль, потому что тон его смягчился.

— Клеопатра, мы же оба знаем, что эти люди не захотят нападать на Италию — во всяком случае, легионы, состоящие из римлян. А без римских легионов у нас не будет полноценной армии.

— Тогда, похоже, мы оказались в безвыходном положении. Ты не можешь выиграть войну со мной и не можешь выиграть ее без меня, — с горечью произнесла Клеопатра, понимая, что говорит чистую правду.