Фараон

Ей вспомнился этот вечно мрачный человек, который как-то одним холодным утром в Путеолах с легкостью уничтожил двадцатерых врагов ее отца. Хотя Клеопатре тогда было всего двенадцать лет, она поняла, насколько велико мастерство наемного убийцы.

Теперь Антоний обратил свой гнев на Клеопатру:

— Ты и вправду думаешь, что я приму участие в убийстве римского полководца, который не объявлял себя моим врагом? Да за кого ты меня принимаешь? Это — поступок, достойный Октавиана, а не меня.

— Я вполне могу позаимствовать тактику неприятеля, чтобы одолеть его. Не всегда побеждают самые честные. А может, подкупить Агриппу?

— Попробуем, хотя мне не кажется, что мы добьемся успеха. Цезарь сам связал Агриппу с Октавианом. Он дал его семье деньги и положение в обществе взамен за верность. Мне кажется, эти двое соединены на всю жизнь.

— Зачем только Цезарь повесил нам на шею эту угрозу? — тихо проговорила Клеопатра. — Я много раз молилась, прося дать мне ответ на этот вопрос, но так и не получила его.

— Я думал, что знаю этого человека, Клеопатра.

— Я тоже думала, что знаю его. Но я не имела доступа в этот уголок его разума.

Лицо Антония напряглось, глаза превратились в узкие ледяные щели. Клеопатре подумалось, что он, быть может, пытается совладать с болью, которую причинил ему Цезарь, когда назвал наследником своего хилого племянника-недоростка, а не человека, беззаветно сражавшегося плечом к плечу с ним, человека, чье мужество и храбрость принесло ему несколько из самых прославленных побед. Это объединяло Антония и Клеопатру, как не мог бы объединить ни один брачный обет: они оба любили Цезаря и оба были посмертно преданы им.

Первым молчание нарушил Антоний.

— Чтобы жить в мире с памятью Цезаря, я предпочитаю считать, будто он ни на миг не представлял, что Октавиан будет представлять угрозу для кого-либо из нас или для твоего сына. Я не могу поверить, что он знал, какие мрачные замыслы копошатся в уме этого мальчишки.

«Быть может, так, — подумала Клеопатра. — А быть может, Цезарь распознал их и решил в конце концов, что ему это нравится. И пожелал выпустить их на волю. Такое тоже возможно».

РИМ Семнадцатый год царствования Клеопатры

Эта царица что — какая-то волшебная египетская корова? Как ей удается производить на свет сыновей по собственному желанию? Наверняка она искушена в темном колдовстве! Всем ведь известно, что в тех нечестивых землях, лежащих далеко на востоке, широко распространены темные искусства. Жирные самодержцы зачаровывают там свой народ и ведут жизнь, полную упаднической роскоши, за счет своих несчастных заколдованных подданных.

Сперва она использовала свою магию, чтобы дать сына Юлию Цезарю, — несомненное доказательство ее сотрудничества с темными силами. Цезарь спал с сотнями женщин во всех странах, по всему свету, и ни одна из них так и не объявила, что родила ему сына. Он произвел на свет всего одного ребенка, девочку, а затем его семя испортилось.

Октавиан иногда задумывался: может, это из-за гомосексуальных наклонностей Цезаря его семя ослабело? А если да, то не произойдет ли то же самое и с ним? Октавиан делал лишь то, что нужно было сделать. И кто на его месте поступил бы иначе? Небольшая плата за все, что воспоследовало потом. И по правде говоря, это вовсе не было неприятно, особенно для первого сексуального опыта. Цезарь был старым греколюбом, и, несомненно, ему нравились все виды искусства, все философские течения, все драмы и комедии, все традиции, которые исходили из этой маленькой страны. Наверняка он думал о Платоне и симпозиуме, когда привел Октавиана к себе в шатер — там, в Испании — и объяснил ему, как именно высокопоставленный человек передает свою власть избранному им юноше и готовит его к общественным обязанностям.

Октавиана это предложение изумило, но мать заранее сказала ему, что он должен ублаготворить Цезаря любой ценой. Ему ни в коем случае нельзя ослушаться Цезаря или вызывать его неприязнь. «Юлий — это твое будущее, — наставляла она. — Его покровительство вознесет тебя над всеми. Если он выберет другой объект для приложения своего великодушия, ты окажешься предоставленным самому себе и тебе придется завоевывать место в жизни, опираясь лишь на собственные силы и собственный талант». А затем смерила его таким взглядом, что сразу стало ясно: она не считает последний вариант удачной идеей, если учесть, какие таланты он успел продемонстрировать за свою недолгую жизнь.

«Ну что ж, — рассмеялся про себя Октавиан, — многие отдают больше, а получают куда меньше».

Но Клеопатра не удовольствовалась тем, что произвела на свет одного ублюдка. Чтобы оспорить притязания Октавиана на власть, она дала Антонию еще двух сыновей. У Антония и так уже имелось двое сыновей — Антулл и Антоний-младший, рослый, красивый мальчишка, лишенный матери, который жил сейчас в римском особняке Антония вместе с Октавией. Зачем богам понадобилось дарить ему еще двух? Разве что это было устроено не богами, а ею, этой наглой царицей, называющей себя земным воплощением Исиды.