Фараон

Клеопатра никогда еще не видела человека, столь страстного в работе и в самой жизни. Большую часть времени Антоний готовил свое войско к походу на Парфию. Он то и дело совещался со своими командирами конницы, специалистами-оружейниками, военными инженерами и картографами, уделяя пристальное внимание каждой нудной детали собираемой им военной машины.

Во второй половине дня Антоний не отдыхал, а требовал развлечений: спорта, диспутов, театральных представлений или секса — а иногда нескольких вещей сразу, в разной последовательности. Перед ужином он встречался с приезжими сановниками и говорил с ними об их делах. По вечерам они с Клеопатрой проводили много времени, обедая с самыми состоятельными и самыми интересными жителями Александрии и римлянами из окружения Антония.

Александрийцы были в восторге от Антония; его прозвали Несравненным — человеком, чья любовь к жизни не ведала границ, который жил со вкусом и страстью, который жадно поглощал впечатления, от самых грубых и примитивных до эзотерических. В Александрии Антония обожали за его щедрость, чувство юмора, любовь ко всему греческому и египетскому — и за то, что он выбрал их царицу в партнеры для своего смелого, рискованного предприятия.

Те, кто помнил, как отец Клеопатры пресмыкался перед вождями Рима, поражались: теперь их царица не только в значительной мере оплачивала войну Рима с Парфией, но и явно наряду с императором управляла стратегией этой войны.

После ухода гостей — зачастую это происходило уже на утренней заре — Антоний с Клеопатрой могли взять в конюшне лошадей и отправиться куда-нибудь в глушь, на юг от города, как Клеопатра ездила много лет назад вместе со своей подругой Мохамой, девушкой из пустыни. После быстрой скачки Клеопатра могла проспать несколько часов, пока Антоний принимал ванну и приступал к дневным заботам, время от времени устраивая пятнадцатиминутные перерывы для короткого сна. Хотя Антоний и не ведал усталости, не раз случалось, что он засыпал во время встреч с кем-нибудь из своих офицеров.

Этим вечером они с Клеопатрой поужинали наедине в одной из тех небольших обеденных комнат, где в свое время ее отец частенько, уже поужинав перед этим с женой, делил позднюю трапезу с какой-нибудь из своих любовниц. Антоний возлежал на том самом ложе с обивкой из пурпурного шелка, которое так любил Авлет, а Клеопатра дивилась симметрии событий: оба мужчины, пожелавшие разделить с нею свою власть, предпочитали отдыхать в этой маленькой комнате.

Впрочем, смотреть на Антония было куда приятнее, чем на старого Авлета. Его бронзовая кожа порозовела после купания, а на лице играл румянец, порожденный горячей пищей и подогретым вином с пряностями. Месяцы, проведенные им вдали от войны и отмеченные воистину царскими трапезами, придали телу Антония грузности, но Клеопатра по-прежнему находила его красивым. Как-то так получалось, что каждый дополнительный фунт лишь усиливал его мужское обаяние.

Клеопатра умостилась в изгибе его могучего тела, прислонившись к бедрам, и смотрела в лицо Антонию. Время от времени, глотнув вина, Антоний притягивал царицу к себе и целовал горячими, обильно сдобренными пряностями губами.

— Все философы, которых я изучала, император, — будь то последователи Платона или Аристотеля, эпикурейцы или стоики — не рекомендуют потакать этим своим страстям, — сказала Клеопатра, облизывая губы после поцелуя. Она взяла фазанье крылышко и принялась пощипывать нежное мясо.

— Естественно, — беспечно откликнулся Антоний. — Их цель — отрешиться от всего, в чем состоит жизнь: от еды, питья, дружбы, войны, любви. Я и сам изучал их в Греции и с гордостью могу сказать, что они так и не смогли переубедить меня. Один скрюченный старый софист призывал меня покаяться в порочных желаниях и освободить душу от причиняемых ими мучений. «Я совершенно не желаю освобождаться от своих желаний, — сказал я ему. — Я обожаю свои желания, а они обожают меня».

— А ты не считаешь, что искоренение страстей жизненно важно для рационального принятия решений?

Разумеется, Клеопатра поддразнивала Антония. Она очень любила то время, которое они проводили вдвоем: охотились, ездили верхом, пировали, смеялись, занимались любовью. Клеопатра не получала такого наслаждения со времен юности. Естественно, ей и в голову бы не пришло отказываться от всего этого ради каких-то философских концепций. Но любопытно: возможно ли жить в соответствии с этими величественными, беспощадными стандартами и в то же время безрассудно и беспечно получать удовольствие от ощущений?

— Ты рассуждаешь, словно настоящий ученый, Клеопатра. Это так эротично!..

По сладострастному выражению лица Антония Клеопатра поняла, что он имел в виду именно то, что сказал.

— Император, не кокетничай со мной. Ты уже использовал меня сегодня вечером как вульгарнейшую из шлюх. Так что сегодня больше на меня не рассчитывай.