Фантомы

Привычка думать в трудные моменты о Рут давно стала для Фрэнка главным способом психологической защиты. Переживая стресс, испытывая страх или боль, впадая временами в депрессию, он просто начинал думать о Рут, целиком и полностью сосредоточивая на ней все свои мысли, и тогда мир, заполненный борьбой, проблемами и конфликтами, отступал в его сознании на задний план. Для человека, который основную часть жизни провел на опасной работе и чья профессия редко давала возможность забывать о том, что смерть составляет неотъемлемую часть жизни, такая женщина, как Рут, была незаменимым лекарством, прививкой против отчаяния.

* * *

Горди Брогэн боялся снова закрыть глаза. Каждый раз, когда он это делал, перед ним откуда-то из темноты возникали все те же кровавые видения. И потому теперь он лежал под одеялом с открытыми глазами и смотрел на спину Фрэнка Отри.

Горди сочинял в уме заявление об отставке, которое намеревался вручить Брайсу Хэммонду. Отпечатать и вручить его он сможет, конечно, только когда закончится вся эта история. Он не хотел бросать товарищей в самый разгар трудной и опасной операции: это было бы неправильно, нехорошо. Он мог бы даже чем-то им тут помочь – при условии, что ему не пришлось бы стрелять в людей. Но как только операция в Сноуфилде завершится, как только они вернутся в Санта-Миру, он тут же напишет письмо с просьбой об отставке и сам, лично, вручит его шерифу.

Теперь у него уже не оставалось сомнений: работа в полиции не для него. Он никогда не годился для такой работы.

Он еще молодой человек, у него есть запас времени и возможность сменить профессию. Полицейским он стал отчасти потому, что бунтовал против родителей, а тем уж никак не хотелось, чтобы их сын служил в полиции. Родители видели, что ему каким-то непостижимым образом удается необыкновенно хорошо ладить с животными, что он умеет за полминуты добиться доверия любого четвероногого существа и установить с ним дружеские отношения. И потому родители его полагали и надеялись, что он станет ветеринаром. Горди же всегда чувствовал, что неослабная любовь отца и матери душит его, и потому, как только они стали подталкивать его к занятиям ветеринарией, он сразу отверг саму возможность этого. Теперь же он понимал, что родители были тогда правы и что они хотели ему только добра. В глубине души он и раньше сознавал их правоту. По складу своего характера он был целителем, а не миротворцем.

Но тогда его еще сильно привлекали и полицейская форма, и значок. Если ты полицейский, казалось ему, то одно это уже доказывает твою мужественность. Несмотря на свой внушительный рост, мускулатуру, на присущий ему острый интерес к женщинам, он всегда полагал, что его считают неженкой. Когда он был мальчишкой, его совершенно не интересовал спорт, которым были одержимы все его одногодки. Бесконечные разговоры о машинах нагоняли на него тоску. Его интересы лежали в других областях и кое-кому казались просто блажью. Так, ему нравилось заниматься живописью, хотя способности его были на уровне средних. Он с удовольствием играл на валторне. Природа его просто зачаровывала, особенно он любил наблюдать поведение птиц. Именно тогда Горди приобрел отвращение к насилию; еще ребенком он всегда стремился избегать любых столкновений. Эта его прирожденная склонность к пацифизму доставляла ему в те времена немало огорчений, особенно когда становилась предметом обсуждения в присутствии девочек. Создавалось впечатление – по крайней мере самому Горди так казалось, – будто ему сильно недостает мужественности. Но теперь он наконец-то понял, что ему нет никакой необходимости кому бы то ни было что-то доказывать.

Он пойдет учиться, станет ветеринаром. Перестанет бунтовать. И его родители будут им довольны. Жизнь его снова войдет в нормальную колею.

Горди закрыл глаза, вздохнул, попытался заснуть. Но из темноты снова поплыли к нему кошмарные видения отрезанных кошачьих и собачьих голов, расчлененных, изувеченных, подвергнутых страшным пыткам тел животных.

Он резко открыл глаза и с трудом перевел дыхание.

И правда, что же случилось со всеми кошками и собаками Сноуфилда? Куда они все подевались?

* * *

Кладовка, та самая, что примыкает к вестибюлю.

Окон нет, свет выключен.

Монотонное пам-пам воды, капающей в металлическую раковину, прекратилось.

Но тишины в комнате теперь не было. В темноте что-то двигалось. Ползая по комнате, погруженной в кромешный мрак, это нечто издавало мягкие, вкрадчивые, какие-то влажные звуки.

* * *

Дженни, не собираясь пока спать, прошла в столовую, налила себе кружку кофе и присела за угловой столик к шерифу.

– Лиза спит? – спросил он.

– Мертвым сном.

– Как только вы еще держитесь на ногах? Представляю, насколько вам должно быть тяжело. Здесь ведь все были ваши соседи, знакомые, друзья…