Фантомы

– Твою мать!

Горди издал какой-то странный, сдавленный вскрик.

Брайс не отрываясь смотрел на окно, и ему казалось, будто из мира реальности он переносится в мир иллюзий и кошмаров.

Уличные фонари не горели, и вся Скайлайн-роуд была погружена в темноту, если не считать отраженного лунного света. Тем не менее то, что билось о стекло, разглядеть все-таки было можно.

Даже при очень слабом освещении видение в окне производило чудовищное впечатление. То, что увидел Брайс по другую сторону стекла, – или то, что ему привиделось в калейдоскопическом мелькании фонарных лучей, в слабом мерцании лунного света и в причудливом переплетении теней, – казалось вышедшим прямо из какого-то жуткого, лихорадочного сна. Размах крыльев у этого кошмарного существа достигал трех или четырех футов. Голова у него была как у насекомого. Из нее торчали короткие, непрерывно дрожащие антенны. Челюсти с мелкими острыми зубами находились в непрестанном движении. Тело состояло из нескольких частей, как у муравья. Оно было подвешено между бледно-серыми крыльями и по форме и размеру напоминало два бейсбольных мяча, приставленных друг к другу острыми концами. Тело было тоже серое, того же оттенка, что и крылья, – неприятно-серое, словно слегка покрытое плесенью, поросшее пушком и как будто влажное. Брайсу удалось разглядеть и глаза: огромные, чернильно-черные, сильно выпуклые и состоящие из массы ячеек, они вбирали в себя свет, преломляя и отражая его, и смотрели мрачным, голодным взглядом.

Если то, что он увидел через стекло, и вправду существовало, то оно было чем-то вроде ночного мотылька, только размером с крупного орла. Но это же чистейший бред, это невозможно!

Оно стало биться в окно еще сильнее и ожесточеннее, словно в неистовстве, его бледно-серые крылья колотили по воздуху с такой частотой, что их очертания стали расплываться, размазываться. Оно перелетало с одного стекла на другое, время от времени отлетало и скрывалось в ночи, потом возвращалось вновь и лихорадочно пыталось пробиться через окно. Туктуктуктуктуктуктук! Но у него явно не было сил пробиться внутрь. Не было у него и щитка или твердого панциря, какие бывают у насекомых: все его тело было совершенно мягким, и при всем своем чудовищном размере и устрашающем внешнем виде разбить стекло оно было не в состоянии.

Туктуктуктуктук!

Наконец оно улетело.

Свет снова зажегся.

«Как в дурном спектакле», – подумал Брайс.

Когда они поняли, что то, что было в окне, не собирается возвращаться, то все, не сговариваясь, двинулись в переднюю часть комнаты. Они прошли через дверцу в загородке, помещение для посетителей, подошли к окнам и уставились в них, пораженные увиденным и по-прежнему не произнося ни слова.

На Скайлайн-роуд ничего не изменилось.

В ночи никого не было видно.

Ничто не двигалось.

* * *

Брайс уселся в заскрипевшее под ним кресло за столом Пола Хендерсона. Все остальные сгрудились вокруг него.

– Ну? – проговорил Брайс.

– Вот так вот, – сказал Тал.

Остальные переглянулись. Все они были взвинчены, взбудоражены, находились в нервном напряжении.

– Кто что думает? – спросил Брайс.

Никто не произнес ни слова.

– Кто-нибудь может объяснить, что это такое было?

– Такое огромное, – проговорила Лиза, и ее передернуло.

– Действительно большое. Ну да ничего, – сказала доктор Пэйдж и положила руку на плечо сестры, стараясь успокоить ее.

На Брайса произвели большое впечатление присутствие духа и выдержка Дженнифер Пэйдж. Кажется, она без малейшего труда переносила любой удар и любую неожиданность, которые обрушивал на нее Сноуфилд. Внешне, во всяком случае, она держалась даже лучше, чем его подчиненные. Она единственная не отвела взгляда в сторону, когда он посмотрел ей в глаза, а так же прямо, не мигая, ответила ему встречным взглядом.

«Очень необычная женщина», – подумал он.

– Нечто невозможное, – сказал Фрэнк Отри. – Это было нечто совершенно невозможное, вот что.

– Черт побери, ребята, что с вами творится? – спросил Уоргл и почесал свое мясистое лицо. – Это была птица. Ничего другого. Самая обычная птица, черт возьми.

– Черта с два обычная, – ответил Фрэнк.

– Какая-то мерзкая, но птица, – продолжал настаивать на своем Уоргл. Когда все остальные выразили свое несогласие с таким объяснением, он добавил: – Освещение плохое, повсюду тени – вот они и создали у вас такое впечатление. Ничего такого вы на самом деле и не видели, вам это только померещилось.

– И что же, по-твоему, нам померещилось? – спросил Тал.

Лицо Уоргла залила краска.

– Мы ведь видели то же самое, что и ты? – нажимал на него Тал. – Ты просто не хочешь в это поверить. Мы видели мотылька. Большого, безобразного, невероятного мотылька. Ты его видел?

Уоргл уставился вниз, на свои ботинки.

– Я видел птицу. Всего лишь птицу.

Брайс понял: Уоргл настолько лишен воображения, что он не способен осознать и принять возможность невозможного даже тогда, когда он видел это невозможное собственными глазами.

– Откуда оно взялось? – спросил Брайс.

На этот счет ни у кого не было никаких соображений.

– Чего оно хотело? – спросил шериф.

– Оно хотело нас, – ответила Лиза.