– Теперь я понимаю, почему все тело превращается в один сплошной синяк, – проговорила Сара Ямагути. – Оно обволакивает жертву со всех сторон и сдавливает ее. Синяк – результат такого очень сильного, равномерного и достаточно долго длящегося сжимания. Поэтому же есть и признаки удушья: люди просто задыхались внутри этой живой материи, когда оказывались со всех сторон охваченными ею.
– Наверное, – сказала Дженни, – и консервант оно выпускает в тот момент, когда сжимает жертву.
– Да, вероятнее всего, – согласилась Сара. – Вот почему на тех телах, которые мы осматривали, нигде не было следов укола или укуса. Консервант, должно быть, воздействует сразу на всю поверхность тела жертвы, входит под давлением в каждую его пору. Своего рода консервация под давлением.
Дженни подумала о своей экономке, Хильде Бек, самой первой жертве, которую нашли она и Лиза.
Ее передернуло.
– Вода, – проговорила вдруг Дженни.
– Что? – переспросил Брайс.
– Помните те лужи дистиллированной воды, которые мы находили? Их оставило это существо.
– Почему вы так думаете?
– Тело человека состоит главным образом из воды. Поэтому после того, как оно поглощает тела своих жертв и усваивает все содержащиеся в них минеральные вещества, все, до последнего миллиграмма, витамины, все необходимые ему калории, оно выделяет то, что ему не нужно: излишки абсолютно чистой воды. Те мокрые места и лужи, которые мы находили, – это все, что осталось от сотен пропавших людей. Никаких тел. Никаких костей. Только вода… которая уже испарилась.
Шум на крыше не возобновлялся, теперь там царила полная тишина. Краб-фантом исчез.
Ни в темноте, ни в тумане, ни в желтом свете натриевых ламп уличных фонарей – нигде ничего не шевелилось, не двигалось.
Наконец они отошли от окон и вернулись за стол.
– Можно эту проклятую штуку как-нибудь убить? – спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Фрэнк.
– По крайней мере, мы точно знаем, что пулей ее не возьмешь, – сказал Тал.
– А огнем? – спросила Лиза.
– Мы же сделали зажигательные бомбы, у солдат они были, – напомнила всем Сара. – Но оно явно напало так неожиданно и с такой стремительностью, что никто не успел схватить бутылки и поджечь запалы.
– А кроме того, – сказал Брайс, – мне кажется, что огонь бы все равно не помог. Если бы оно загорелось, то смогло бы… н-ну… просто отделить от себя горящую часть, а само передвинуться в безопасное место.
– И взрывчатка, наверное, тоже бесполезна, – проговорила Дженни. – Мне почему-то думается, что если разнести ее на тысячи кусочков, то каждый из них заживет самостоятельно, окажется столько же способным менять форму, и в конце концов они опять сольются воедино, не понеся никакого ущерба.
– Так можно ее убить или нет? – снова спросил Фрэнк.
Все помолчали, размышляя над этим вопросом.
Потом Брайс сказал:
– Нет. Во всяком случае, я не вижу, как это можно было бы сделать.
– Тогда как же нам поступить?
– Не знаю, – ответил Брайс. – Просто не знаю.
Фрэнк Отри позвонил Рут, своей жене, и проговорил с ней почти целых полчаса. По другому телефону Тал обзвонил за это время нескольких своих друзей. Потом почти на час заняла один из телефонов Сара Ямагути. Несколько звонков сделала Дженни, в том числе тетушке в Ньюпорт-Бич, с которой поговорила и Лиза. Брайс переговорил с несколькими своими подчиненными в Санта-Мире, с теми, с кем он проработал вместе долгие годы и с кем его многое связывало, потом он позвонил своим родителям в Глендейл и отцу Эллен в Спокан.
Все шестеро говорили со своими собеседниками бодро, весело, держались оптимистически. Все утверждали, что скоро покончат с той тварью и смогут наконец выбраться из Сноуфилда.
Брайс, однако, понимал, что все они просто делают хорошую мину при плохой игре. Он понимал, что это не были обычные телефонные разговоры. Несмотря на оптимистический тон, каждый из этих звонков преследовал одну и ту же мрачную и скорбную цель: все шестеро, кто оставался пока в живых, прощались с дорогими для них людьми.
Сэл Корелло, пресс-агент, специально нанятый, чтобы встретить Тимоти Флайта в международном аэропорту Сан-Франциско, был низкорослым, но крепким и мускулистым человеком с пшенично-светлыми волосами и густо-синими глазами. У него было лицо отчетливо выраженного лидера, и, если бы рост его составлял не пять футов один дюйм, а футов шесть, возможно, он стал бы не менее заметен и известен, чем Роберт Редфорд. Но дефицит роста с лихвой компенсировался его умом, остроумием и обаянием в сочетании с агрессивностью. Сэл хорошо знал, как добиваться желаемого для себя и своих клиентов, и умел это делать.