Фантом пересмешницы (СИ)

Люси Грей снится, как мама долго-долго обнимает ее, гладит по волосам и просит не ходить в стужу гулять одной, но внезапно тонкие пальцы прекращают играть с ее прядями, и в воздухе звенит глухой вскрик. Ее мама, ее милая мама, лежит перед ней в глубокой могильной яме на глубине в шесть футов, два из которых заполнены ядовитыми змеями.

Они впивают острые, смертельные клыки в ее светлую кожу, и раны кровоточат, источая смердящий яд оранжевого, зеленого и синего цвета. Совсем как у тех детей с арены, часть из которых она убила лично. Но одно дело чужие люди, и совсем другое — единственный родной человек.

Змеи продолжают падать сверху и атаковать умирающее тело. Люси Грей тянет к ней руки, но не может ступить и шагу, ноги словно пускают в землю корни. Слезы застилают глаза, губы едва шевелятся, повторяя: «Мама! Мамочка!» Мама из последних сил вытягивает вверх руку, указывая пальцем в небо. Люси Грей поднимает глаза и задыхается в беззвучном крике.

В могилу ее матери змей бросает Кориолан Сноу.

Люси Грей просыпается в холодном поту от собственного крика. Его тут же подхватывают сойки-пересмешницы и дерут глотки, повторяя страшные звуки. Девушка стирает с щек слезы и смотрит вверх.

— Это плохой сон, — хриплым голосом произносит она. — Плохой сон, мамочка. Я справлюсь, ты мне веришь?

И гладит себя по предплечьям, будто убаюкивая и успокаивая.

— Веришь, — кивает она, — конечно, веришь.

Рассвет только занимается, когда Люси Грей снова направляется в путь. Она придерживается севера, как и задумала изначально. Если куда-нибудь идти, обязательно куда-нибудь придешь. Эта простая истина становится ее проводником в этом приключении. Что бы ни происходило в ее жизни — это приключение.

Становится жарче, духота снова начинает витать в воздухе, поднимается солнце. Мамин свитер приходится снять и убрать обратно в мешок. Люси Грей завязывает волосы в узел и продолжает идти, позволяя себе только один глоток воды с утра.

Она идет несколько часов, ни разу не сделав привал. Ближе к обеду она находит куст черноплодной рябины, почти поспевшей к этим августовским дням, и уже готовится наброситься на него со всей присущей ей на тот момент радостью, но тут же останавливается, бросив горсть ягод и утерев о листву брызнувший на ладонь темный сок с терпким запахом.

Мама рассказывала ей про эти кусты. Это «волчья ягода» или, как они называют их в простонародье — морник. Он парализует, отключает твое сознание и ты умираешь настолько быстро, что даже не успеваешь этого понять. Люси Грей уже видела, как работают эти ягоды. Мама показывала ей, как глупые кролики с отбитым обонянием жуют эти ягоды и умирают почти мгновенно.

Жаль только, что мясо потом нельзя съесть, потому что оно отравлено. После такой охоты только если шкуру использовать. Люси Грей не любила таких смертей. От них были сплошные минусы.

После обеда жара наступает настолько невыносимая, что Люси Грей решает присесть. Достав флягу Кориолана, она делает несколько крошечных глотков, чтобы только смочить глотку и не тратить слишком много. За целый день ни одного ручья она так и не увидела.

Солнце нещадно печет, тело обливается потом, левое плечо пульсирует. Люси Грей задирает рукав и морщится. Рана загноилась.

Мокрая желтоватая корочка тут же сдирается, стоит ей приподнять ее ногтем, и наружу ползет из раны густой гной. Должно быть, что-то попало все-таки, когда она купалась в озере. Люси Грей не отчаивается и промывает рану так, как может. Ей приходится потратить часть драгоценной воды, но выхода все равно у нее нет.

Она заворачивает рукав, чтобы на солнце рана подсохла, и уже собирается идти дальше, как живот нещадно урчит, напоминая о том, что она давно не ела. Пригоршня ягод с утра не считается.

— Ладно, — шлепает она ладонью по впалому животу. — Уговорил, ладно, — и улыбается.

Люси Грей присаживается на слегка дрожащие ноги и вынимает из мешка драгоценные кусочки рыбы. Едва развернув лист, она морщится и кашляет. В эту чудовищную жару рыба испортилась, и на корм пойдет только мелкой фауне.

Раздосадованная этой новостью, Люси Грей бросает на землю лист с рыбой и, загрузив на здоровое плечо мешок, снова идет на север, ориентируясь по мшистым стволам. Она снова запевает какой-то мотив, и сойки тут же его подхватывают.

Единственное, что действительно замечает Люси Грей, так это количество птичьих голосов. Чем дальше она отдалялась от Двенадцатого, тем меньше было пересмешниц. Значит, она идет в правильном направлении. Если птиц не останется вовсе, она доберется до пункта назначения.

С этой мыслью она снова набирает темп. Энтузиазма хватает на пару часов, тело снова ее подводит. Ноги дрожат все сильнее, плечо пульсирует, желудок сводит спазм, давая тем самым знак, что дальше так не пойдет.

Никаких кустов ягод ей так и не довелось увидеть, из грибов на пути попалась только пара мухоморов, охотник из нее никудышный, а для рыбалки не попалось ни одного водоема. Живот снова урчит. Люси Грей знает, что у нее есть немного хлеба, но она планировала оставить его на следующий день.