- Экзистенциальная ситуация, - тихонько проговорила Елена. - Точно так же, как тогда. Ты оказался в ситуации, когда твоей жизни угрожала реальная опасность. Ты мог погибнуть. И ситуация длилась достаточно долго, чтобы сработать. Мгновенного страха бывает недостаточно, а вот если ситуация длится хотя бы несколько десятков секунд, в психике происходят значительные перемены.
Как тогда...
...Я валялся на влажной от дождя земле, обмочившийся и обгадившийся от страха, а они глумились надо мной, пинали ногами. Все мало-мальски ценное содержимое моих карманов и сумки уже перекочевало к ним. Это были не настоящие бандиты, возможность забрать мою машину их не вдохновила, хотя ключи торчали в замке зажигания. Их интересовало что попроще, то есть то, что можно быстро скинуть за полцены, и, разумеется, наличные. Четверо молодых шакалов, лет по восемнадцать, здоровенные амбалы, злобные, агрессивные, тупые, они налетели на меня точно так же, как те, вчерашние, вынырнув из-за палатки, возле которой я остановился, чтобы купить ментоловые леденцы "Холле" - у меня в дороге начало саднить горло, было больно глотать.
Я сперва пытался сопротивляться, но они быстро сломали меня, толстого, неуклюжего, неспортивного, немолодого. Потащили в глубь лесопосадки, подальше от дороги, но могли бы этого и не делать, было уже совсем темно, а наши водители - не камикадзе, они не остановятся, если увидят на обочине драку. Сначала, пока я еще мог говорить, я пытался договориться с ублюдками, взывал к здравому смыслу, к совести, плел какую-то чушь, на которую, как я понимаю, такого рода типы не реагируют, а если и реагируют, то совсем не так, как ожидаешь. Они свирепели прямо на глазах, с каждым новым ударом делаясь все злее и страшнее. Не знаю, в какой момент они остановились и почему, я потерял сознание, а когда пришел в себя, их уже не было.
Я отлежался, пока не почувствовал, что могу приподняться на колени. Потом еще невыносимо долго собирался с силами, чтобы встать и постоять, прислонившись к дереву. Рубашка на груди была мокрой насквозь, я провел по ней рукой, и в нос шибанул запах мочи. Я понял, что последним их актом глумления было еще и это... Представил, как валялся в мокрых и грязных вонючих штанах, а эти подонки мочились на меня, и заплакал от отвращения и унижения. Все тело болело, но я этого даже не чувствовал, над всеми ощущениями главенствовали слабость и душевная боль. Еле-еле, по шажочку, от дерева к дереву добрался до машины, которую почему-то никто не угнал. Впрочем, спустя минуту я понял почему.
Заметив меня, застывшего, почти лежащего на капоте, из окошка палатки выглянул продавец, пожилой щуплый кавказец.
- Я за машиной присмотрел, - сообщил он, - а то мало ли что.
- Что ж вы милицию не вызвали? - сквозь стон протянул я. - Вы же видели, что они меня бьют.
- Как вызовешь? Телефона нет, сигнализации нет. Я тут один, ночь, сам понимаешь. А их четверо. Они местные, постоянно здесь отираются. Я жить хочу, мне семью кормить надо. Мы с ними договорились, они меня не трогают, а я - их. Ты сам-то как? Машину вести сможешь?
- Не знаю, не уверен.
- Хочешь, я лавку закрою и довезу тебя до больницы? На обратном пути попутку поймаю, здесь наших много ездит.
- Не надо...
- Почему не надо? Зачем не надо? - всполошился вдруг продавец ни с того ни с сего, наверное, вид у меня был такой, что он испугался, как бы я не помер прямо перед его витриной с бутылками и сигаретами, и решил увезти меня подальше. - Тебе доктора надо...
- Не надо, - оборвал я его уже увереннее. Мне стало чуть полегче, и я уже мог вдыхать полной грудью. - Мне тут недалеко, ты меня до дома довези, а там я уж как-нибудь.
Кавказец шустро прикрыл лавочку, навесив на закрытое окошко картонку с корявой надписью: "Технический перерыв 20 минут", и помог мне влезть в салон. Почему-то в этот момент мне даже в голову не пришло, что я сажаю за руль собственной машины совершенно незнакомого человека, который к тому же ясно дал понять и всем своим поведением, и словами, что он мне не защитник и не помощник. После пережитой боли, страха и унижения мне было все равно. Когда же до меня дошло, что происходит, я решил, что даже если он завезет меня в глухомань и убьет, чтобы завладеть машиной, - так и черт с ним.
Но он никуда не пытался меня завезти, вел машину строго в соответствии с указаниями, которые я ему давал с пассажирского сиденья: направо, прямо, налево, опять направо. Вот и мой дом, до него метров двести осталось. Внезапно я переменил решение и велел остановиться. Палаточник вылез из-за руля, попрощался и исчез.