Фантом

– Это ведь служебная вещь, на них тоже есть свои подсказки. Так что личность нам известна, но это мало что дает. Похоже, он крышевал банду, но… – Гэбриел развел руками, – никуда меня это не ведет… Наверное. Уорд, меня же никуда это не ведет?

– Есть разные версии: случайная жертва, жертва его привычного «типажа» или вообще заказ другой банды, – пожал плечами Макс. – Отрабатывать надо все.

– Это понятно, – Гэбриел потер виски. – Проблема в том, что наши догонялки не остались незамеченными, и пресса уже гадает, может ли Фантом быть бывшим узником. А для меня это кошмар! Нет, целая катастрофа!

– Думаешь, ты станешь той последней каплей, которая переполнит чашу терпения народа, и наконец начнется революция? – Рие беспечно покачивался на стуле.

– Хадс! Да! Да, этого я и боюсь!

– Конечно, и такое может взорвать бомбу недовольства, – согласился Ришар. – Конформисты тоже начинают принимать сторону, а мы становимся свидетелями формирования настоящего гражданского общества, джентльмены. А оно рано или поздно должно взяться за насущную проблему.

В чем-то Рие был прав. После раскрытия лаборатории народ не получил справедливости. А старый дюк, Эдвард Баррет, не получил законного наказания – только месть. Судить его посмертно? Можно было бы, если бы полиция имела достаточно доказательств. А так… Какие доказательства, если даже не все кирпичи готовы были официально регистрироваться, не то что идти в полицию с заявлением? Все, что удалось найти, – косвенные улики, которые, согласно закону, не могли быть предъявлены в суде. Так что вопли некоторых о том, что нужно осудить дюка Баррета, оставались без ответа. Не будешь же каждому объяснять, как устроена судебная система. Это журналисты могли предъявлять косвенные доказательства на суд общественности, а закону требовались прямые улики.

Были еще те, кто предлагал судить нового дюка Баррета – Аластара. Но опять же, как? История с лабораторией началась около семнадцати зим назад, когда Аластару было двенадцать. Кто-то мог бы сказать, что он знал о деяниях своего отца и в них участвовал, но это снова только слова. Доказательств нет.

Согласно подписанным документам, Аластар вообще не занимался делами семьи до окончания университетского обучения. А это произошло как раз в тот год, когда лаборатория в первоначальном виде уже не действовала. Так что Макс не решался предположить, как много знал Аластар.

Гнев народа был понятен, но Макса раздражало, что большинство не понимает правил и огульно обвиняет полицию и суд в бездействии, которые, в сущности, действовали в этом случае по правилам. Разумеется, если бы так было всегда, то никакой лаборатории и не было бы, но ведь это разговор совсем о другом… О том, из-за чего сейчас устраивают манифестации, о разнице положений, когда одно только право рождения обеспечивает меньшинству почти неограниченное влияние на систему.

Так и Аластар Баррет перед тем, как залечь на дно, смог воспользоваться своим положением (и почти наверняка компроматом), чтобы заставить провести казнь Аконита. Для общественности же это выглядело иначе… Для них это сделал старый король. Не своей рукой, конечно, но убил Аконита он. Единственного, кто взялся мстить лордам, виновным в непростительном грехе.

И теперь Глиф и Фантом словно бы продолжали начатое. Глиф убивал богатых, а Фантом их грабил. И снова полиция охотилась за теми, кто в глазах народа были почти героями, выступавшими против пэров. Едва ли новый король, Филипп V, сможет утихомирить толпу, оставив привычный режим. Нет. Ветер перемен уже дул не менее яростно, чем ветер пришедшей осени…

– В общем, Райдер, расслабься, – продолжил Рие. – Рано или поздно это случится, и если тебе суждено стать поводом, то, значит, того желает богиня. Неисповедимы пути Маан, но Мать мудра, доверься ей.

– Не знал, что ты настолько религиозен, – устало буркнул Гэбриел.

– А ты нет. Не ищешь спасения? – усмехнулся Рие.

– Я маг. Мы верим во Вселенную и то, что все так называемые боги были Великими Магистрами своего времени. Вот и все. И ты меня не успокоил, если хочешь знать.

– Я и не пытался, bonbon. Кстати, можно постучать.

– Что? – Макс нахмурился.

– Я имею в виду нашу гостью, которая слушает наш занимательный разговор. Мисс Апат, если меня не подводит память, – Рие говорил достаточно громко, повернув голову к выходу, – заходите же.

Дверь действительно приоткрылась, являя невысокую девушку в мужском костюме. Щеки ее залила краска стыда. Короткие волосы делали мисс Апат похожей на мальчишку, но жилет, облепивший тело, явственно выдавал контуры груди, а черты лица бросались в глаза непривычной для парня мягкостью. Ее черные глаза оглядели присутствующих, и она наконец произнесла:

– Добрый день. Прошу прощения, я и не думала подслушивать, просто никак не могла решиться…

– Не переживайте, мадемуазель, – Рие вскочил, – мы не кусаемся. Разве что только вы очень попросите, да, Макс?

Тот поднялся с места и закатил глаза. Со временем такая реакция стала более чем привычной. Ришар слишком часто молол глупости.

– Мисс Апат, вы вовремя, – Гэбриел кивнул.