Фантом

…У второго «окна» место займет Фома, более других готовый не сотворить себе кумира, ибо не зря прозван Неверующим, потому как истинно то, что нечто, подтверждающее свою «реальность» изо всех сил, всегда есть иллюзия и только Бог, не возопящий о себе, — Истина. В проеме третьего «окна» возникнет лик Петра, и пусть «камнем» нарек его я сам, да не затемнит от Света Твоего он Дом. Петр, отвернувшийся от меня трижды, как никто другой «защитит» заповедь Твою о «не поминании имени Господа всуе», ибо три рубца не «заживут» в душе его. Четвертым «стражем» упросил я стать Симона-ревнителя, он, буквоед и чистюля, внимательно и педантично проследит за днем субботним, усмиряя помыслы плотские и призывая души к образам Твоим.

В пятом «окне» появится Иоанн, что без сожаления оставил Отца своего прямо в лодке посреди воды и, доверившись, пошел за мной. Заповедь Твою о почитании родителей «на небе» держать ему доверил я, а на земле попросил позаботиться о Деве Марии, матушке своей…

…Я, Конструктор, истинно говорю тебе, внимающий мне читатель, слез в очах Иисуса никто в этот миг не видел, да и не должен был, о Деве Марии рыдал мальчик в беснующемся море иудеев…

…К шестому «окну», столь актуальному для человеков, поставлю Иакова, что просил меня низвести огонь с небес на головы бедных самаритян. Полагаю, что внял речам моим и уразумел о заповеди «Не убий» более остальных. У седьмого «окна» вижу я Андрея (Иисус тепло улыбнулся, припомнив восторженного юношу с открытым лицом и восхищенными глазами), давший обет целомудрия будет блюсти заповедь «Не прелюбодействуй» истово и искренне. Точно так же, со рвением и страстно, встанет у восьмого «окна», «Не укради», бедный брат мой, Иуда, обогатившийся на тридцать сребреников, но укравший сам у себя Бога. Прими, Отец, его с любовью и почестями, коих достойна душа, выбравшая дорогу сию.

Девятое «окно» о «Не лжесвидетельстве» почтит своим присутствием Варфоломей, мой любезный ученик, тот самый, что при знакомстве сказал: «Из Израиля может ли быть добро?»

Вот истинный израильтянин, нет в нем лукавства, ответил я тогда, зная уже место в Доме, что он займет…

…Друг мой, я, Конструктор, снова прерву разговор Христа с Богом. Знай же, если вдруг кажутся тебе пути земные легкими, что Варфоломей умерщвлен был сдиранием кожи с живого тела. Метафизика и здесь прямая — лжесвидетель в духе виден насквозь, будто и нет на нем ни одежды, ни кожи…

…Отец, десятое «окно», «О зависти», я отдал Матфею — мытарю. В тот момент, когда, проходя мимо, позвал его: «Иди со мной», он, уверовав, тут же бросил стезю свою сытую. Сборщик подати в прошлом, отследит желающих чужой жены и осла верным глазом и отведет от греха сильной рукой. За запертым «окном» скрытой от людей одиннадцатой заповеди будет ждать своего часа любезный брат Матфий, коего выбрал я вместо выбывшего Иуды, как и за ставнями двенадцатой заповеди примет пост Фаддей, тот самый, что на вечере нашей так подробно расспрашивал о грядущем Вознесении, понимая и чувствуя душой, что иметь дело ему придется с людьми, вплотную подошедшими к этому акту.

Таков Дом мой, Отец, что смог возвести я по силам своим…

— …Пришли, — раздался грубый окрик солдата, и вконец обессилевший Иисус опустился на вершину Голгофы, придавленный тяжестью своего креста. Легионер замахнулся плетью, но центурион остановил его:

— Стой, он знает сам.

Римляне втроем подтянули крест к подготовленной яме, удивляясь, как этот худой, измученный истязаниями назаретянин смог дотащить его на место своей казни. Иисуса уложили на кипарисовое «ложе», и кузнец, приставив к запястью несчастного гвоздь, поднимает взгляд на Лонгина. Римлянин, вспомнив мальчонку на дороге, тяжело вздыхает, закрывает глаза и кивает головой:

— Давай…

…Я, Конструктор, говорю тебе, читающий меня друг:

— Не веря в собственное бессмертие, ты, Человек, живешь так, будто бы бессмертен. Христос, зная о своем бессмертии осознанно, «умирал» каждый день. Его Матрица (личная) изначально имела форму креста и «располагалась» на уровне Высшего Я, остальные «коконы» отсутствовали вовсе, а значит, никто, кроме Отца Небесного, не мог диктовать ему совершаемые действия, а Бог, как известно, не настаивает ни на чем, Он наблюдает и познает.

Тридцать три года жизни Христа (в смысле Пути, в грузе содеянного, как Время Иисуса) для человека нынешнего есть непомерный срок, и одного воплощения не хватит пройти Его дорогой длинной в один день. Это означает, что твоя Голгофа вынуждена ждать сотни лет, ибо Иисус не торопился умирать, но ты торопишься жить. Подумай об этом, остановись, и ты сможешь восхищаться восходами и закатами, как Царь Иудеев, Иисус Христос в свое Время, а не удивляться звездам на небосклоне, не меняющим своего положения ни на выходе из дома, ни по возвращении в него из Матриц.

Взгляд Горгоны