Фантом

Поднимая глаза в потолок машины, улыбаюсь, потому что также знаю, она его не примет. И тогда он попытается снова. Откуда такая уверенность? Потому что я слишком хорошо знаю Шона, чтобы поверить, что он оставит не починенным что-то. Тем более то, что было сломано его руками.

 

 

 

Глава 23. Дом

В Эдмундс я попадаю поздним вечером. Странно и жутко одновременно появляться здесь, проходя через центральные ворота, не боясь быть схваченной людьми отца.

Я медленно шагаю вверх по лестнице, точно помня, где был кабинет, деревянная дверь из которого вела в оборудованную для жилья комнату. Отец неделями мог жить в школе, и сейчас мне кажется, Ник не в лаборатории. Он здесь.

Я застываю у входной двери на мгновение, глядя на нее отрешенно, принимаясь пересчитывать трещины на дереве и сколы лака. Глубоко вдыхаю, в попытке оттянуть мгновение, стараясь собрать всю храбрость и не сбежать.

Я должна рассказать ему правду! А там будь, что будет. Если он не простит, и больше не посмотрит в мою сторону, тогда я просто уйду. Зная, что заслужила.

Я заношу руку, делаю ещё один вдох, и стучу.

Секунды тянутся длинными нитями, я повторяю стук, но никто не открывает. Хватаюсь за ручку, толкаю, и неожиданно дверь оказывается не заперта.

Кабинет отца выглядит ровно так, как я его себе и представляла каждый раз, перечитывая дневник Ника и собственные письма. Время будто застывает тут, и снова я, двенадцатилетняя девочка, делаю осторожный шаг на гладкий, начищенный паркет. Кажется, ничего здесь не изменилось с тех пор. Изменилась я сама.

Лунный свет подсвечивает контуры предметов. Не зажигая лампы, я медленно обхожу комнату по кругу, заглядываю в спальню, где так же пусто и тихо, хотя чувствую, Ник был здесь. По точечно разбросанным вещам, я могу точно сказать – это он.

Всю дорогу сюда я искала ответ на вопрос: «А что, если я еду зря?». За несколько часов разложила его на составляющие, разобрав по деталям, приложив каждую к портрету Ника, пытаясь предугадать реакцию. Признаваясь – я не готова к последствиям.

Ник мало кого пускает за ворота собственных стен. И те, кто предал однажды, без раздумий выставляются вон. Я помню. Сама видела.

Под гнетом тех ощущений, хочется развернуться и бежать, и когда я уже почти готова сорваться, дверь в спальню медленно открывается.

Тяжело выдохнув, Ник проходит внутрь, стягивает с плеча лямку рюкзака, бросает его в угол, и вдруг застывает, пронизывая меня взглядом.

Все мысли из головы тут же испаряются.

– Виола?

– Надо поговорить, – шепчу я.

Мир замирает. Тишина окутывает все вокруг, а дальше происходит то, чему я никогда не смогу найти объяснения.

В темноте с глухим стуком падает с плеч кожаная куртка, мы одновременно делаем шаг вперед,  ладони Ника обхватывают мое лицо, касаясь большими пальцами подбородка.

– Я так по тебе скучала, – шепчу я, подаваясь вперед, и мой выдох становится его вдохом.

Поцелуй выходит сразу глубокий, жадный, вспыхивающий жаром по всему телу.

На этот раз я целую его сама, закрыв глаза и вцепившись пальцами в плечи, потому что меня буквально сносит взрывной волной. От того, как его язык проскальзывает между губ. Как в этот момент тело сводит судорогой, будто наступил на электрический провод, и я выгибаюсь навстречу. Потому что так правильно, тело решает за тебя. И вместо того, чтобы отстраниться и разорвать эту электрическую цепь, я прижимаюсь ближе, еще теснее.

Никакие сомнения не смогут заставить меня оторваться от его губ, потому что полторы недели друг без друга кажутся вечностью. От окутывающего знакомого запаха вдруг хочется плакать.

Как я могла сомневаться раньше?

Горячая ладонь ложится на мою шею, притягивая ближе, не давая «сбежать» ни на дюйм в сторону. «Мы никогда не будем друзьями», – сказал Ник однажды ночью, лежа на полу придорожного мотеля. Теперь это как день ясно. Жаль, чтобы понять, у меня ушло слишком много времени.

Мы выдыхаем одновременно. В его глазах небо заволакивает чернота. Ник резко подхватывает меня на руки, притягивая за бедра, заставляя охнуть, и я обвиваю ногами его поясницу. Буквально повиснув на нем.

Его руки крепче сжимаются на моих бедрах. Он опускает меня, усаживая на комод, нависая сверху и вжимаясь между ног. Я вспоминаю, как точно также мы стояли в том роскошном доме в Хелдшире. Когда Ник прижимал меня к подоконнику, касаясь разгоряченным торсом развилки бедер, и по спине бегут мурашки.

Деревянная столешница подо мной скрипит, пошатнувшись, и звук разлетается по комнате вместе со стоном, родившимся глубоко в груди, тонущем на чужих губах. Стоном, который я не хочу сдерживать.

Я вытаскиваю его рубашку из-под пояса брюк. Такую непривычно белую, строгую. Сминаю между пальцев. Ткань натягивается, очерчивая выступающие мышцы, даже сквозь материю горячие, словно раскаленный солнцем песок, по которым отчаянно хочется провести ладонями.

– Виола… – шепчет он прямо у моего виска. Обреченный. Загнанный в клетку. Как пленник, которому уже ничто не поможет.

Мои губы касаются его шеи.