— Ну, только не это. Неужели я потащу его в суд, чтобы там перед лицом закона его заставили это признать? Чтобы выяснить причины его отказа? Ребенок ведь не мог появиться от непорочного зачатия. Кто-то же должен быть его отцом. Так вот он предполагает... То есть нет, он утверждает, что я была не особенно разборчива в своих связях. Он ни минуты не колебался, когда высказывался о причине своего отказа. Он утверждал, что я сама не знаю, кто отец ребенка, поскольку мне надо вычислять его из большого количества возможных кандидатов. И вы думаете, что я способна настолько плохо думать о человеке, чтобы через суд заставлять его признать моего ребенка против его воли? Нет, пусть он придет ко мне, признает свое отцовство и попросит у меня прощения за все, что он сделал. И тогда, быть может, я разрешу ему изредка смотреть на ребенка.
— Тем не менее, у меня есть ощущение, что вы еще его любите.
— Если и да, — горько ответила Калныня, — пусть это останется моей болью, но не моей дочери.
— Именно поэтому вас тоже пришлось убеждать принимать участие в этом эксперименте?
— И работать рядом с ним? Да, поэтому. Но они сказали, что меня уже нельзя заменить и что работа во имя науки стоит превыше всех чувств, превыше гнева, превыше ненависти. Кроме того...
— Кроме того?
— Да, если я выйду из проекта, я могу потерять статус советского ученого. Я теряю многие привилегии и доплаты. Что, вроде, не так уж и важно. Но всего этого вместе со мой лишается и моя дочь — а это уже... извините.
— Юрия тоже пришлось уговаривать работать с вами?
— Его? Конечно, нет. Проект — единственное, чем он живет. Он даже не смотрит в мою сторону, просто не замечает. И если он погибнет во время эксперимента...
Она остановила рукой его возможные возражения.
— Ради бога, не подумайте, будто я верю, что такое может случиться. Я накручиваю это для сравнения, чтобы лишний раз помучить себя. Так вот, случись ему погибать, он даже и в этот момент не задумается, что я-то ведь погибаю вместе с ним.
Моррисон почувствовал себя неуютно.
— Не говорите так, — пробурчал он. — А что же тогда будет с вашей дочерью? Наталья обещала вам что-нибудь?
— Ей нет необходимости это делать. Я все знаю и без нее. Ее будет воспитывать государство, как дочь пострадавшей во имя науки. И для нее это будет не худший вариант.
Софья на секунду замолчала и огляделась вокруг:
— Кажется, все уже пришло в норму. Нас скоро выпустят.
Моррисон пожал плечами:
— В оставшееся время сегодня вас подвергнут медицинскому и психологическому осмотру, Альберт. Как, впрочем, и меня. Это будет очень нудно, но без этого не обойтись. Как вы себя чувствуете?
— Я чувствовал бы себя еще лучше, — честно признался Моррисон, — если бы вы не вели этих разговоров о смерти. — Слушайте! До каких размеров нас завтра уменьшат, прежде чем отправить в тело Шапирова?
— Это решает Наталья. Очевидно, до размеров мельчайшей клетки. Или молекулы.
— А подобное уже на ком-нибудь проделывали?
— Не знаю.
— Ну, на кроликах? На каких-нибудь неодушевленных предметах?
Калныня покачала головой:
— Мне об этом неизвестно.
— Но откуда вы тогда знаете, что минимизация до таких пределов возможна? И что все мы при этом останемся живы?
— Это подтверждается расчетами. Вы же понимаете, что любой эксперимент в основе своей опирается на теорию.
— Да, но во всем надо знать пределы. Не лучше бы было испробовать ультраминимизацию сначала на куске пластика. Затем на кролике, затем на...
— Да, конечно. Но нужно сначала убедить Центральный Координационный Комитет позволить нам тратить энергию на эти эксперименты. А это, уверяю вас, нелегкая задача. Кроме того, все это растянется на годы и месяцы. А у нас нет времени! Мы должны попасть в мозг Шапирова немедленно.
— Но ведь мы же готовимся к чему-то беспрецедентному, собираемся проникнуть в неизвестную область, имея в активе всего лишь теоретические предположения...
— Да, да, все так. Пойдемте, уже дали свет. Надо спешить к ожидающим нас физиологам.
Легкая эйфория, охватившая Моррисона по случаю удачной деминимизации, быстро улетучилась. То, что ему пришлось испытать сегодня, ни в коей мере не являлось доказательством завтрашнего успеха. Страх понемногу возвращался.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ГОТОВНОСТЬ
Поздним вечером, после долгого и утомительного медицинского осмотра, он сидел с четырьмя советскими исследователями за ужином. «Последний ужин», — мрачно думал Моррисон.
Присаживаясь к столу, он взорвался:
— Никто не ознакомил меня с результатами обследования!
И спросил, повернувшись к Софье:
— А вас обследовали?
— Да, конечно, Альберт.
— И сказали результаты?
— Нет. Поскольку не мы им за это платим, они, видимо, не чувствуют себя обязанными сообщать что-либо.