Я на минуту отлучился будто бы по естественной надобности и спустился в цокольный этаж, где размещалась аптека. Меня там хорошо знали, потому что я там покупал снотворное, которым злоупотреблял мой отец, чтобы с помощью химии обрести сон. Девушка-фармацевт дала мне упаковку макси-профенола, весьма сильного средства. Я вернулся к столику: Фанфан ушла в уборную. Воспользовавшись ее отсутствием, я растворил три порошка в ее мятном тонике.
Когда Фанфан возвратилась, она осушила свой стакан и рассказала, что представила Габилану проект, оригинальность которого была им оценена по достоинству. Фанфан хотела отснять скрытой камерой подлинную любовную историю. Лишь один из ее участников будет в курсе дела, чтобы следовать сценарию, который по ходу съемок должен изменяться в зависимости от поведения другого партнера.
– Понимаешь, я хочу показать страсть во всей ее правде, – сказала Фанфан и зевнула.
Она уснула в машине, когда я повез ее домой. Я тотчас повернул на Кер-Эмма. Со мной жизнь покажется ей праздником, где все мечты сбываются. Я надеялся, что, оказавшись в сказке, Фанфан будет смотреть на меня как на Очаровательного Принца.
Я ликовал, крутя руль мощной отцовской машины. У меня было ощущение, что наконец-то я стал самим собой, то есть непредсказуемым Александром, взбалмошным и неспособным проявлять сдержанность, Александром, которого я слишком часто подавлял. Я чувствовал, что по моим жилам струится кровь Крузо, и удивлялся, как это любитель приключений уживается во мне с рассудительностью и трусливостью. Но все-таки я был одновременно и тем, кто жил с Лорой, и тем, кто в ночи гнал машину со скоростью сто восемьдесят километров в час, чтобы исполнить одно из мимолетных желаний Фанфан.
Мы приехали в Кер-Эмма около двух часов ночи по местному времени. Я проехал по главной улице городка, миновал мясную лавку «Соваж», книжно-канцелярский магазин «Соваж», памятник Напомюсену Соваж и припарковал машину у гостиницы «Глоб». О дамбу бились океанские волны.
В гостиницу я проник через слуховое окно, открыл входную дверь и отнес Фанфан в одну из комнат второго этажа, ступая на цыпочках.
Раздел Фанфан и от восхищения замер с разинутым ртом. Был миг, когда мне захотелось воспользоваться обстоятельствами и поцеловать ее в губы; но я побоялся, что поцелуй вызовет у меня такое возбуждение, с которым мне будет не совладать. Удержался от соблазна, укрыл Фанфан простынями и пошел спать в другую комнату.
Я не знал, какова будет реакция Фанфан наутро. Хоть замысел ее фильма свидетельствовал о склонности ко всякого рода махинациям, как знать, может, она искренне желала, чтобы наши отношения превратились в настоящую дружбу. Уснул я неспокойно.
Утром я встал рано и спустился в кухню.
Мсье Ти изумленно посмотрел на меня, поздоровался и предложил чашечку кофе. Я отказался – приготовляемый им черный напиток зажигал огнем желудок и сердце – и налил себе чаю.
– Я приехал ночью с Фанфан.
Эти слова повергли его в замешательство. Помолчав, он сказал с улыбкой:
– Теперь понимаешь, почему я не говорил тебе про нее?
– Не беспокойтесь. Мы с ней не спали и никогда не будем спать вместе. Мне это не нужно. В сентябре я женюсь на Лоре.
– Все равно я был прав, пряча от тебя Фанфан как можно дольше.
Я отхлебнул чаю. Старый воробей большими глотками допил свой кофе и весело добавил:
– Ты не знаешь, сколько капризов таит в себе любовь! Этот обычно сдержанный и неразговорчивый человек вдруг разоткровенничался, рассказал мне, что вчера вечером, когда они легли, Мод вдруг сунула руку в разрез его пижамных брюк. Хотя и знала, что его орган – заслуженный ветеран на покое. Тут у него мелькнула шальная мысль: «Если он шевельнется, ты его получишь…» Отросток шевельнулся. И они занялись любовью. Правда, старый Ти испытывал при этом жгучую боль.
– Ты только представь себе! – заключил он. – В восемьдесят пять лет – и на тебе!
Я был взволнован. Такое неожиданное признание укрепило нашу дружбу. Раньше мы о себе почти не говорили.
Покончив с этим отступлением, мсье Ти снова стал прежним. Вновь отдалился от меня на подобающее расстояние и красочно описал мне свою последнюю экстравагантную выходку.
Две недели назад он опубликовал в ежедневной газете «Пари-Норманди» уведомление о своей будущей кончине. Там было сказано, что он умрет на следующей неделе, в понедельник, и похороны состоятся в тот же день.