Фандом

– Катерина говорит мне почти то же самое. Пойдём, крошка цветок. Покажу тебе кое-что.

Торн ведёт меня к узорчатой перегородке, которая отделяет церковный клирос от нефа. На ней изображена золотистая птица, расправляющая крылья под кругом ангелов.

– Это пеликан, – говорит Торн. – Древние мифы дефов говорят, что пеликан кормит своих птенцов собственной кровью, выщипывая перья из своей груди.

Даже и не знаю, что на такое ответить, поэтому просто бормочу:

– Вот гадость.

– В самопожертвовании нет ничего гадкого, Виола.

Он запрокидывает голову и смотрит на сводчатый потолок, словно отыскивая там, среди росписей, какое-то решение.

– Можешь поговорить с ней одну минуту.

– С кем?

– С Баббой.

– Мне больше и не надо, – благодарно улыбаюсь я.

Бабба сидит ссутулившись в углу подземной каморки и напевает какую-то мелодию. В каморке горит огонь, пахнет лилиями и дымом, как при нашей прошлой встрече. Я вспоминаю танцующие на виселице тела, и во рту у меня пересыхает от страха.

Бабба поворачивает голову в мою сторону, глаза под навечно опущенными веками двигаются, будто во сне. Уголки безгубого рта кривятся в полуусмешке.

– Виола. Ты… совсем другая.

– Да, вечно голодная и невыспавшаяся.

– Ты стала сильнее. – Бабба протягивает ко мне руки, и я беру её удивительно тёплые ладони в свои. – Где Торн? – спрашивает она.

– Он дал нам одну минуту на разговор.

Бабба смеётся, вздрагивая всем телом, отблески пламени пляшут по её коже.

– Он всегда злится, если что-то не получается. Подойди, дитя моё, встань рядом со мной на колени, – зовёт меня Бабба.

Я опускаюсь на колени, чувствую сквозь комбинезон прохладу каменного пола и склоняю голову. На этот раз я с радостью встречу боль. Пусть боль заглушит чувство вины и раскаяние. Бабба кладёт руки мне на лоб, боль молнией пронзает мне шею и охватывает всё тело. Болит везде. Я пытаюсь вдохнуть, но лёгкие отказываются принимать воздух, горло перекрыто изнутри. Я словно тону, но не в воде. Перед глазами проносится цепочка падающих замертво дефов, полумёртвый безногий брат Уиллоу, гнутый нож с бликами солнечных лучей, загорелые тела на шёлковых простынях.

За секунду до того, как боль соберётся в точку между глазами, я вижу Эша на коленях перед повстанцами и кровь, струйкой сбегающую по его подбородку. «Я думал сердцем», – говорит Эш.

Боль уходит так же быстро, как и пришла.

Я знаю, где мы находимся, даже прежде, чем открываю глаза. Аромат недавно подстриженной травы, весёлый щебет птиц, мягкий стук о траву падающих яблок. Сад. Раньше я не приходила сюда днём, при солнечном свете. Как здесь красиво! Ветер шевелит листья, и по моей коже пробегают причудливые тени. Я задумчиво улыбаюсь сама себе.

Бабба стоит рядом со мной, спина у неё прямая, а глаза открытые. Внимательно оглядев сад, она спрашивает:

– Здесь всё и произошло? В этом волшебном саду?

– Да. Только Уиллоу влюбился не в меня. Волшебство не сработало. Я как Невилл Долгопупс из первых книг о Гарри Поттере, неуклюжий, нескладный Невилл.

Бабба смеётся, и я вижу, что её рот полон зубов.

– Я говорила не о Уиллоу, а о другом. О голубоглазом.

При одном упоминании об Эше к глазам подступают слёзы.

– Всё пошло не так, Бабба. Что мне теперь делать? – Я жалуюсь, как ребёнок, но по-другому не получается.

Бабба протягивает руку к ветвям дерева, подставив седые волосы золотистым лучам солнца.

– И что на меня нашло? – спрашиваю я голосом обиженного нытика. – Я всегда знала, что Элис влюблена в Уиллоу. Почему я поверила, что она уступит его мне?

Бабба срывает яблоко и вдыхает его аромат.

– Элис угостила тебя отравленным яблоком, но она не злая ведьма. И ты, хоть и взяла яблоко, вовсе не Белоснежка.

– Она предала меня.

– А ты собиралась предать Уиллоу, – пожимает плечами Бабба. – Хотела соблазнить его, чтобы исполнить свой план. Цель оправдывает средства. Просто у Элис другая цель. – Бабба вгрызается в яблоко, сладкий сок течёт по её подбородку. – Эш. Его зовут Эш. Он мне нравится, – произносит она, перекатывая во рту мякоть яблока.

– Что мне теперь делать? – повторяю я вопрос, не дождавшись ответа в первый раз.

– Волшебные серебряные башмачки в твоих руках. Быть может, тебе ступить на другую дорогу?

– Я не понимаю.

– Ты отыщешь свой путь, Виола. Перестань изображать Розу.

– Но я считала, что надо придерживаться сюжета. Я думала, что историю следует прожить от начала до конца, чтобы отправиться домой.

Наверное, у меня на редкость смущённый и растерянный вид, потому что Бабба сочувственно произносит:

– Ведь ты сделала что-то на свой страх и риск, Виола, правда? И чем это кончилось?

На это я могу ответить не раздумывая.

– Я влюбилась не в того персонажа.

– А может, ты пошла тогда на риск из-за него? Вечный вопрос: курица или яйцо? У круга нет начала и конца.

– Бабба, это какая-то бессмыслица!

– Посмотрим на всё с другой стороны: застрянь ты навсегда в этом мире, в нашей вселенной, как бы ты прожила свою жизнь? Каким дефом ты бы стала?

– Я не могу остаться здесь, Бабба, – с растущим раздражением отвечаю я. – Мне надо вернуться домой. Вместе с Нейтом и Кейти. Мы в этом мире чужие.