Фамильяр и ночница

Дана покосилась на него и тоже взяла ломтик, но он решительно добавил:

— Послушай, я питаюсь по-другому и здесь для меня хватает сытных флюидов. А тебе нужен человеческий горячий обед, без него ты быстро утратишь силы. И не возражай! Я за тебя отвечаю, а это заключается не только в потусторонних делах.

Девушка кивнула, однако дурнота вдруг стала стремительно разливаться по телу: к горлу подкатила тошнота, в глазах потемнело, а ноги и руки ослабли. Рикхард быстро поднялся и осторожно подхватил ее на руки. Дана лишь краем глаза заметила, что лакеи проводили их удивленными взглядами, затем впала в забытье.

Очнулась она уже в гостинице и не сразу смогла оторвать голову от влажной подушки. Все тело было тяжелым, словно в лихорадке, а очертания комнаты виделись сквозь дымку. И бледно-фиолетовым пятном поблескивало платье, висящее на плечиках возле раскрытого окна.

Рикхард, еще более бледный, чем прежде, сидел у ее постели, сжимая худое запястье девушки. Она еле смогла опереться на локоть, а тонкое одеяло казалось липкой паутиной.

— Что случилось, Рикко? — прошептала Дана пересохшими губами, и он тут же поднес к ним какое-то горячее питье.

— Ничего страшного, милая, просто у тебя еще не хватает запаса прочности, — сказал лесовик, покачав головой. — В этом проклятом зале сгустилась черная аура, мне и самому в ней было неуютно. А уж ты… Прости, я надеялся, что моей защиты хватит, но ты все-таки слишком молода и неопытна.

— Черная аура? Это та, которой Мелания обрабатывает амулеты для порчи?

— Да, хоть и в небольших дозах. Ее избыток может убить человека сразу, а выверенное количество по-всякому играет с судьбой, — промолвил Рикхард. — Ладно, Дана, сейчас нам стоит думать о твоем здоровье. Не бойся, аура лишь истощила твои силы, но к счастью, вскоре я смогу их восстановить.

— А как же празднество? — вспомнила Дана. — Я успею поправиться к нему?

— Удивительная ты девочка, Дана! — улыбнулся парень. — Даже теперь думаешь о долге, а не о собственном благополучии. Это славно, но в меру: если ты себя погубишь, то и другим не сможешь помочь. А кроме того, мне будет очень больно.

— Ты правду говоришь?

— Конечно, милая: нелюди тоже способны сострадать и жертвовать, — вздохнул Рикхард. — Только я не привык растрачиваться на слова, и тебе это сейчас не на пользу. Береги силы для исцеления.

— Спасибо, — шепнула Дана и потерлась щекой о его прохладную жесткую ладонь. Лесовик вытер испарину с ее лба и принес миску с бульоном янтарного цвета. Ей пока не очень хотелось есть, но она все же отведала несколько ложек и сразу почувствовала прилив сил. Затем он напоил ее чаем с медом и настоял, чтобы она поспала, отпустив все мысли. Но то ли от лихорадки, то ли от его неожиданных признаний, к Дане вновь пришли тревожные сновидения.

Она снова стояла на пороге ресторана, но теперь там было невыносимо жарко, в большом очаге бушевало пламя, на котором поджаривалось мясо и тут же отправлялось на стол. Люди алчно пожирали его, так что жир вместе с кровяным соком стекал прямо на дорогие скатерти. Вместо бутылок с красивыми этикетками возвышались глиняные кувшины, из которых потягивало забродившими дикими плодами. И во главе стола снова восседал Глеб Демьянович, увлеченно пережевывая мясо и шевеля усами.

А на Дане больше не было зачарованного наряда, и Рикхард не держал ее за руку, она была совершенно одна перед этой ордой пирующих. Ее тело прикрывала лишь ветхая домотканая рубаха, волосы бестолково растрепались, босым ногам было горячо от половиц, нагретых пламенем очага. Лицо обжигала прилившая к щекам кровь, сердце замирало от первобытного страха и какого-то болезненного восторга, но она не могла отвести взгляд и бежать, пока не поздно. Кроме того, едва оглянувшись, девушка поняла, что дверь заперта.

Вдруг мелькнула мысль, показавшаяся спасением, — надо снова обратиться в ловкое крылатое существо и вспорхнуть ввысь, тогда уж ее никто не поймает! Раз однажды это удалось — получится и теперь, и Дана не хуже Рикко сможет управлять своей звериной ипостасью.

Девушка попыталась приказать своему телу, чтобы оно переплавилось в дикую форму, помесь зверя и ящера, придуманную затейницей-природой. Но теперь превращение не было таким легким и быстрым, как в прошлом сне. Кости сжимались с такой болью, словно кто-то вытягивал из них мозг, высыхающая кожа жгла тело, отросшие крылья казались тяжелым грузом. Но ей кое-как удалось вытерпеть и даже взлететь к потолку, над собравшимися едоками. До нее доносились обрывки разговоров, заглушаемые треском огня и диким хохотом кого-нибудь из собеседников, но одно слово Дана расслышала четко — «ульника». Оно звучало красиво, переливчато и странно в устах этих прожорливых гуляк, однако почему-то напугало девушку не меньше их повадок.