Последовало очень долгое и глухое молчание. Адмирал медленно раскачивался в кресле, вперив здоровый глаз в Фалько.
– Ну да, – произнес он наконец. – Живешь-живешь – и начинаешь писать со строчной буквы слова, которые раньше писал с заглавной: Честь, Родина, Знамя…
Улыбка Фалько стала благодарной.
– Именно так, господин адмирал. И тогда остается только одно – мнимое отсутствие правил. И это у таких людей, как мы с вами, тоже правило – и не хуже любого другого.
Адмирал перестал раскачиваться. Выражение его лица изменилось.
– Что ты намерен делать? – спросил он.
– Сорвать улыбочку с морды Лисардо Керальта.
Сказано было с внезапно прорвавшейся искренностью, и адмирал это заметил.
– Ты, я вижу, спятил, – ответил он. – И еще хочешь, чтобы я тебе помогал?
– Хочу, чтоб вы мне облегчили немного эту задачу. Только и всего. Вы ведь знаете – я никогда вас не впутаю в это дело.
– Это игра с огнем. «Огонь!» – скажут, когда тебя прислонят к стенке. А перед этим придется испытать кое-что похуже.
– Она не в тюрьме, а в каком-то особом заведении… Сам Керальт упомянул об этом… Где ее могут держать?
Адмирал поднялся так резко, что едва не опрокинул кресло-качалку. Сделал три шага к окну, словно собираясь отдернуть шторы, и остановился перед ними.
– Она – русская шпионка, чтоб тебя!..
– Она полтора раза спасла мне жизнь, вспомните.
– Прочь с глаз моих!
– Не уйду.
Адмирал по-прежнему стоял спиной к Фалько.
– Ты просто безответственный элемент! И впутаешь нас всех в беду.
– Нет, не всех. Только себя самого. А может быть, наоборот, сумею выпутаться.
– Ты, должно быть, возомнил себя очень крутым, а на деле ты просто идиот.
– Не исключено… Я уже сказал вам, что никогда ничего не просил. И был хорошим солдатом. А вот теперь прошу… прошу всего лишь назвать место. Адрес. Больше мне ничего не нужно.
Адмирал медленно повернулся. Сунул руки в карманы халата.
– Ее держат в доме, где Керальт устроил нечто вроде своей личной тюрьмы, – произнес он наконец. – Это маленький пансиончик на другом берегу реки, в Мадридском проезде. Километра два отсюда будет… Возле барака дорожных рабочих. Дом двухэтажный, белый. Называется «Вилла Тереза».
Фалько просиял. Как мальчуган, получивший хорошую отметку.
– Благодарю вас, господин адмирал!
– И что же ты намерен предпринять? Я ничем не могу тебе помочь… Ничем и никем. И не стану вмешиваться в это… В эту нелепую затею.
– Да я вас и не прошу вмешиваться. Назвали место – и довольно.
Адмирал взглянул на свою трубку, лежавшую на раскрытой книге под лампой, но закуривать не стал. Потом как-то беспомощно развел руками:
– У тебя есть только одно преимущество – здесь и сейчас все необыкновенно зыбко, смутно, непрочно. Чехарда… То военные, то фалангисты, то монархисты… Испания еще только образуется, формируется, понимаешь ли… А пока здесь царит настоящий хаос. Постепенно все придет в порядок, но пока еще много, так сказать, слепых, непросматриваемых зон. Или, если угодно, прорех.
– Именно о том и речь.
Адмирал подошел вплотную. Вытянул указательный палец и постучал им по груди Фалько. Три раза. Тук-тук-тук. Лицо его вновь посуровело. Он придвинулся еще ближе.
– Но помни – если ты в такой вот прорехе застрянешь, а тебя тем временем возьмут за одно место, я от всего отопрусь. Более того, – поспособствую твоему четвертованию.
Он ощерил клыки, из-за которых и получил свое прозвище. Глаза Фалько заискрились смехом.
– Разумеется.
– Мало того, – я это сделаю своими руками! Сам! Лично!
– И правильно, я считаю, поступите! Такое будет мое мнение.
– Да пошел ты в… со своим мнением.
И после этих слов недовольно закряхтел. Чересчур громко и выразительно, чтобы можно было поверить, будто он и впрямь недоволен. Скорее наоборот.
– А эта… женщина… она что, впрямь заслуживает, чтобы так…
Фалько с полнейшим чистосердечием мотнул головой:
– Не в ней дело. Даю вам честное слово. Дело в улыбке Лисардо Керальта.
Из дальнего конца коридора донеслась трель звонка. Адмирал удивился:
– Это еще кого черт принес?
По коридору простучали шаги Сентено. Слышно было, как открылась и вновь захлопнулась входная дверь. Вскоре на пороге гостиной выросла фигура мичмана – воплощенная почтительность. В руке он держал запечатанный конверт.
– Только что доставлен, господин адмирал. Из генштаба.
– Давай сюда.
Мичман протянул конверт:
– Разрешите идти?
– Ступай!
Сентено вышел. Адмирал метнул быстрый взгляд на Фалько и вскрыл конверт. А через мгновение предпринял следующие действия: провел пальцами по усам, покачал головой и сморщил лоб.
– О-о, черт…
– Скверные новости? – осведомился Фалько.
– Для кого как… Сегодня утром во дворе тюрьмы красные расстреляли Хосе Антонио.
14. Ночь нейтральна